Он похож на героя из русских сказок. В былинных боях не жалел ни своих, ни чужих. Друзья и недруги называют его железным. Российский паспорт он не меняет. И твердо верен детским мечтам.
Но есть у олимпийского чемпиона 2000 года, чемпиона мира 1997-го, чемпиона Европы 2000-го и победителя Лиги чемпионов 2004-го один недостаток. Эдуард Кокшаров не собирает свои фотографии. И со сменой телефонов целые этапы его насыщенной событиями карьеры уходят в небытие.
Хорошо, что они оставляют след в жизни других людей. И те хранят их как драгоценность в числе самых ярких впечатлений жизни.
— Довелось увидеть в соцсетях ролик о давней творческой встрече с чеховскими школьниками, где вы говорили о важности учебы. Замечу, что мало кто из больших спортсменов отличался особенным школьным прилежанием. В особенности представители сильной половины человечества.
— Я, кстати, окончил школу без троек. Причем не прилагал для этого чрезмерных усилий. Все дело в маме. Она пристально следила за моей учебой. Деваться было некуда — приходилось учиться хорошо.
Особенно легко давалась математика, ее мог практически не учить. Можно сказать, выполнял домашние задания на подоконнике — прямо перед уроками. А учителя говорили маме: "Вот если бы ваш сын еще и серьезно относился к предмету, у него была бы уверенная пятерка". Но я вполне обходился и четверками.
— Кто был кумиром для юного Эдика Кокшарова, выросшего в гандбольном городе Краснодаре?
— Может, это и неправильно для мальчишки, но кумиров у меня не было. Просто хотелось научиться играть так, чтобы попасть в сборную, поехать на Олимпиаду и выиграть ее.
Правда, когда мы занимались на открытых площадках, то тренироваться по соседству периодически подъезжал тот великий СКИФ, который побеждал в чемпионатах на закате СССР и завоевывал Кубок ИГФ. Главной звездой той команды был Андрей Лавров.
После победы на Олимпиаде-88 у него появилась очень крутая то тем временам машина — "Волга" ГАЗ-24 белого цвета. Он оставлял ее на пригорке, над площадкой. Тренируясь, я поглядывал на ту волшебную машину. И в подсознании сидело: если буду хорошо тренироваться, то добьюсь таких же успехов. Тогда я и не подозревал, что судьба сведет нас для победы на Олимпиаде в Сиднее.
В шестнадцать лет я начал тренироваться с основой СКИФа. Лавров уже уехал за рубеж, но оставались Дмитрий Филиппов, Дмитрий Карлов, Иван Левин — это были недосягаемые звезды. Я все время боялся их подвести и не забросить, когда меня выводили на бросок.
Отношение с их стороны было нормальным, хотя курс молодого бойца никто, конечно, не отменял. Понятно, что у новичка прав на ошибку всегда меньше, чем у старожила. Самое тяжелое — это заслужить уважение аксакалов. А добиться его можно было только предельной самоотдачей. Мы пришли в команду с Олегом Ходьковым и делали все, чтобы в ней остаться.
— Девяностые годы были непростыми…
— И потому все, кто мог уехать за рубеж, это сделали. А оставшиеся зарабатывали сущие копейки. Молодому игроку проследовать по пути старших товарищей было практически нереально — в российском гандболе действовал возрастной ценз до 25 лет. И все ждали этого рубежа.
Но я уехал уже в 23. Когда получил предложение от зарубежного клуба, целый год ходил следом за Владимиром Максимовым и упрашивал, пока он меня не отпустил.
— Какой приводили аргумент?
— Будучи рожденным в 1975 году, я всегда играл за сборные на год старше. И когда надо было идти в бой, никто не вспоминал о моих юных годах. Но это сразу же стало важным, как только появилась возможность уехать за границу. Максимов, надо отдать ему должное, мои аргументы все же принял и чинить препятствий не стал.
— Раз уж в нашем повествовании сразу появился Владимир Салманович, то не могу не вспомнить и его пламенную речь на той встрече с чеховскими школьниками. Он произвел эффект историей о том, как однажды во время охоты пуля случайно пробила ему легкое и прошла вблизи сердца. Но спортивная закваска оказалась настолько мощной, что через две недели легендарный тренер уже приступил к работе.
— За время общения с Максимовым слышал эту историю раз сто, если не больше. Драматичное начало и счастливая концовка оставались всегда неизменными, а общее содержание варьировалось в диапазоне процентов десяти. Так что не сомневаюсь — история достоверная.
— То поколение советских гандболистов действительно было каким-то особенным? Или они, как все люди старшего поколения, не прочь окружить себя героическим ореолом?
— Поставил бы вопрос иначе. И перевел бы в русло высказываний нашего президента. Владимир Владимирович Путин говорил: если мы забываем историю или вообще ее не знаем, то будущего у нас не будет. Так что это не ореол, это то прошлое, которое великие люди стараются оставить молодым игрокам. Ведь те, по большому счету, мало знают не то что о гандболе советском, но и о более позднем — суверенном российском.
— Еще советские звезды с удовольствием вспоминают время отдыха и выпитое ими в перерывах сражений. Объемы поглощенного в этих мемуарах впечатляют.
— За карьеру выслушал уйму подобных историй, но не стоит им удивляться. Тогда это было привычным образом жизни. В самолетах разрешали и курить, и пить. По телевизору шли фильмы, где герои, едва проснувшись, закуривали и весь день проводили на каких-то производственных совещаниях в клубах дыма. Да и засыпали с пачкой сигает на тумбочке. Слава богу, сегодня нормы жизни другие.
Я закурил, только уехав в Словению. Меня там к этому пристрастили. У балканцев вообще любимое времяпрепровождение — за чашкой кофе с сигаретой. Посмотрел, посмотрел — и тоже попробовал, так и привык.
Сын, который серьезно занялся спортом, как-то задал мне вопрос, какие лучше всего использовать протеины, витамины и разного рода энергетические добавки. На что я ему ответил просто: "Твой папа стал олимпийским чемпионом на воде и пиве".
— Но вначале вы со сборной России победили на чемпионате мира 1997 года. Подозреваю, именно этим достижением руководствовался Максимов, отпуская вас за рубеж до истечения лимита.
— Возможно. Мне, конечно, повезло — и попасть тогда в Японию, и немало там сыграть. Уже в первом матче получил травму Валера Гопин, и часть игр в середине турнира ему пришлось пропустить. А мне, молодому бойцу, предстояло заменить великого мастера.
— Нетрудно представить ваши первые чувства и мысли по этому поводу.
— Все было аналогично попаданию в СКИФ. Но, скажу нескромно, общей картины я тогда не испортил. То чемпионское выступление повлияло на мое будущее в сборной. Владимир Салманович увидел, что краснодарский парень не спасовал, и это ему понравилось.
— Команда конца 90-х впечатляла звездным составом: Александр Тучкин, Вячеслав Атавин, Василий Кудинов, Андрей Лавров, Олег Киселев… Какими они оказались вблизи?
— Обыкновенными людьми. Отношение к молодому игроку сильно меняется, если он наравне со стариками помогает команде и делает результат. Тебя перестают воспринимать как молодого, и ты становишься равным среди равных. Понятно, что ветераны, как более опытные что-то подсказывали, но отношение ко мне было замечательным.
В команде хватало людей незаурядных, непохожих друг на друга. Про Атавина говорили, что он никогда не улыбался. Но я застал редкие моменты, когда такое случалось.
Тучкин же, напротив, очень компанейский, любит пошутить. И умный — заполнению кроссвордов мы с ним посвятили не один вечер. Вася Кудинов — очень открытый и добрый человек, любил поговорить и рассказать истории из жизни…
— Вашего тренера тоже не назовешь молчуном.
— Сейчас многие спортсмены и тренеры говорят, что в наших командах не хватает психологов — для создания мотивационного фона. Мы же всегда над этой идеей смеялись. Потому что те, кто прошел школу Максимова, в психологах не нуждаются. Это люди заведомо стрессоустойчивые и целеустремленные.
Вы не представляете, под каким прессом тестировал игроков Владимир Салманович. Когда молодой кандидат попадал в команду, Максимов за ним, разумеется, наблюдал, но никак не давал это понять. Внешне просто не обращал на парня внимания.
Затем, если тот проходил какой-то путь, уже мог обратиться по имени и завести разговор — довольно короткий, впрочем. А если игрок достигал со сборной каких-то больших результатов, к нему проявлялось доверие. Максимов не то чтобы разговаривал на равных, но начинал прислушиваться к его мнению. Он мог поговорить о чем-то важном со всеми лидерами, но окончательное решение принимал сам, и повлиять на него уже никто не мог.
— Как поначалу тренер обращался к вам?
— Не стану перечислять варианты. Но это все они — из серии "эй, как там тебя зовут?".
— Обидно.
— Вот поэтому и говорю: после максимовской школы психолог не нужен. Если у тебя есть амбиции, такая манера обращения действительно вызывает обиду: как так, почему тренер меня не видит? Но теперь, с высоты прожитых лет, понимаю, что, возможно, на то время это было и правильно. Даже уверен в этом.
— Русскому человеку нельзя давать распускаться?
— Демократия здесь должна быть такой: все поговорили, и один принял решение.
— Что в сборной Максимова было запрещено?
— Все. Разрешалось только тренироваться и играть. Ну и карты, что является занятием довольно безобидным. Играли в основном в "дурака". Даже чемпионаты устраивали. Я настолько наловчился считать карты, что даже сейчас, когда зовут сыграть, говорю: дело бесперспективное, в выигрыше все равно останусь я. Голова считает все сама, автоматически. В картах мы тоже становились профессионалами, доводили умение до совершенства.
— Кто играл сильнее всех?
— Максимов. Мы часто отправлялись в коммерческие турне по Германии — на матчи с командами из разных лиг. Переездов хватало, и это время надо было чем-то занять. А немецкие автобусы хороши тем, что оснащены столиками между сидениями.
И, как только рассаживались, начинались баталии, в которых был активен и Владимир Салманович. Игрового опыта у него больше — копил еще со времен советской сборной. И не удивительно, что он был фаворитом.
— То есть ваш коллектив был закален не только играми, но и многочасовыми путешествиями. С таким хорошо играть на Олимпиаде.
— Согласен. К Играм 2000 года у нас действительно сложилась крепкая команда. Побеждает всегда коллектив, а не один-два, пусть и очень сильных лидера. Так и было в Сиднее.
— Давайте вспомним те славные дни.
— Летели на Игры с одним осознанным желанием — победить. Я, к примеру, был настолько сосредоточен на решении этой задачи, что ничего вокруг просто не замечал. Мы жили в своем мире. В город первый раз вышел только по окончании турнира. Хотя, казалось бы, когда еще побываешь в такой стране, как Австралия. Но мы ездили по одному маршруту: деревня — арена — деревня. Когда случался день отдыха, проводили его в номерах, чтобы не растрачивать силы на бесполезные занятия.
— Какие игры получились самыми наряженными?
— Больше всего отложились в памяти полуфинал против югославов и, понятно, финал против шведов. Ворота "югов" в то время защищал мой друг Деян Перич — мы вместе играли в Словении за "Целе". Было непросто из-за того, что он знал меня, а я — его.
— Предположу, что перед матчем Максимов должен был учесть, что в команде есть специалист по этому вратарю: "Расскажи-ка нам, Эдик…"
— Салманыч не занимался подобными глупостями. Перед нами стояли задачи, которые надо было решить. А как — это уже твои проблемы.
Да и игра ведь непредсказуема. Иной раз все делал правильно, практически идеально выходил на броски, но мяч упорно не шел в ворота — то штанга, то вратарь, то мимо. А бывало наоборот: состояние не лучшее, не ждал от игры ничего хорошего, а в итоге удавались практически все попытки. Как это объяснить — не знаю. Вот честно.
— В финале против шведов вы сыграли лучший матч в жизни?
— Ну не то чтобы самый-самый. Были у меня хорошие поединки и до этого. Но тогда сделал для команды ровно столько, сколько от меня требовалось.
Любой финал — игра специфическая. Мотивировать никого не надо, все знают, чего хотят. Мы понимали, что победить очень сильных скандинавов сможем, если вытащим из себя все сто процентов, а то и больше.
У команды был отличный сплав молодости и опыта. Лаврову было 38, Тучкину 36. Они был стрежнем, на котором строилась игра. И в финале оба подтвердили высокий класс. Саша забросил больше всех в команде — семь, а Андрей отбил все, что можно было отбить, и даже больше.
Олимпийский траверс. Сидней-2000. Лев Воронин: "Подойди к нам кто посторонний, он сгорел бы дотла"
— С олимпийской сборной 2004 года повторить успех вам не довелось. Золото заменила бронза. Тогда в первом матче вам снова противостоял клубный партнер — Сергей Рутенко, принявший к тому времени словенское гражданство.
— Там был не один Серега, но и другие ребята из "Целе". Это вообще интересные ощущения — выходить против сборной той страны, где играешь за клуб. По понятным причинам стараешься сыграть на максимуме — хотя бы для того, чтобы не услышать потом, что у тебя особенное отношение к этой стране.
— Вы стали лучшим бомбардиром той встречи — девять мячей. У Рутенко и группы товарищей-словенцев было по четыре.
— Я старался. Что до Сереги, то, зная о его бомбардирских умениях, мы решили поставить против него очень активную защиту. Он человек амбициозный, заряженный на победу, И когда что-то не получалось, начинал горячиться и мог принять неверные решения. Вот в такие моменты его и надо было отпускать…
— Вы наверняка могли играть в тот день и в одной сборной.
— Да, словенцы и мне предлагали сменить гражданство. Но я даже не вступал в переговоры — знал, что всегда буду играть за одну сборную. Здесь без вариантов.
— В Афинах сборная России вышла в четвертьфинал лишь с четвертого места в группе…
— К тому времени у нас омолодился состав. Многие опытные игроки заканчивали карьеру. Сборная только нащупывала игру и, понятно, она не была идеальной.
— В четвертьфинале вас поджидали французы. Они прошли предварительный раунд без поражений и поэтому…
— …не предполагали, что в игре против россиян могут возникнуть какие-либо трудности. Подобных историй в гандболе хоть отбавляй. Легкой прогулки у французов не получилось, и победители двух следующих Олимпиад получили хороший урок — никогда нельзя недооценивать соперника.
— А вот полуфинал против немцев вам откровенно не удался…
— И это при том, что в наших воротах фантастически играл Лавров. Мы потом пересматривали то матч — его провалили полевые игроки. Андрей отбивал и отбивал, давал нам шансы, а мы их транжирили. Реализуй на два-три больше — и все, ход борьбы изменился бы.
— А что помешало?
— Ох… Можно долго рассуждать о хороших и плохих днях. Но тот, судя по всему, был просто не нашим. Даже у великих — возьмем тех же Месси, Надаля, Федерера — случаются неудачные матчи, и они ничего не могут с этим поделать. Вот и мы не смогли…
— Но отдадим должное: бронзу у венгров потом выиграли. Это был потолок той сборной?
— На Олимпиаду мы ехали за золотом, и поэтому в душе было разочарование. Да и в штабе делегации настроение было аналогичным: мол, как же так, мы ждали от вас другого результата.
Но, как показало время, те бронзовые награды тоже имели цену. Они пока последние у российского мужского гандбола.
Олимпийский траверс. Алексей Растворцев: "Не думали, что та медаль в Афинах-2004 станет последней"
— Согласно опросу Международной федерации гандбола, Андрей Лавров стал игроком номер три в двадцатом веке. Перед ним Магнус Висландер и Талант Дуйшебаев. Вы видели в игре всех троих — считаете выбор справедливым?
— Расставил бы эту тройку по-другому: Лавров, Висландер, Дуйшебаев.
— Таланту, уверен, не нравилось, когда вы играли против него передним защитником. Соперники называли вас весьма выразительно — Русским Бультерьером.
— Да, такое было. Я делал эту работу хорошо. И больно.
— Сергей Рутенко вспоминал, что играть против вас было неприятно даже на тренировках.
— Стас Кулинченко что-то подобное тоже говорил. Мол, меня лучше было обойти стороной, нежели вступать в борьбу. Ну, такой я человек: одинаковый и на тренировках, и в играх. Ребята порой обижались: "Эдик, ну что ты делаешь? Мы же просто тренируемся". А я вроде и не хотел играть жестко, но получалось так, как всегда.
— Напрашивается параллель с другим олимпийским чемпионом, футболистом Сергеем Горлуковичем.
— Его игру помню. И ваша аналогия мне неприятна. Там было так: в кость и на вынос, а потом разбирайтесь. "В кость" я принимаю, но не "на вынос". У нас все-таки более интеллигентный вид спорта, и в больницу друг друга мы стараемся не отправлять.
— Легионером вы стали в 1999-м, приехав в словенский "Целе". Это была резкая смена обстановки для молодого парня?
— Знаете, я не был избалован жизнью. Проводил ее в тренировках и играх. Так что место пребывания главенствующего значения не имело. Конечно, к новой стране надо было адаптироваться. Но это удалось довольно быстро.
— Одна из наших гандболисток вспоминала, как бесили ее бесконечные коллективные походы балканцев по кофейням…
— Ничего не поделаешь, таковы там традиции. Люди в бывшей Югославии по ментальности очень компанейские. Меня эти посиделки совершенно не напрягали. Наоборот, был им рад: хорошая разговорная практика и возможность лучше узнать партнеров. Да и напряжение после тренировок так тоже снималось: шутки и юмор никто не отменял.
В то время словенцев у нас в команде было немного. Играли и хорваты, и сербы, и боснийцы — сборная Югославии, можно считать.
— Это были интересные ментальные впечатления?
— Со временем стал примечать, что сербы немного отличаются от тех же словенцев и хорватов. Они очень общительны, любят поговорить и способны часами рассказывать истории. В их реальности, правда, часто приходилось сомневаться, уж больно много там эффектных подробностей.
Хорваты и словенцы не так многословны. Они и в общении холоднее, особенно тебя к себе не приближают. У них нет этой сербской души нараспашку.
