А вот и вторая часть откровенного интервью Марины Базановой. На трех победных для сборной СССР чемпионатах мира она сыграла под началом Игоря Турчина и Александра Тарасикова.
Марина Базанова: "В такси я заплакала. Но мне сказали, что так бывает со всеми"
— Лучший состав сборной СССР ваших времен — это…
— Мне очень нравились чемпионские команды и 1986-го, и 1990-го. Причем сборную тогда тренировали разные тренеры — Турчина после Олимпиады-88 сменил Тарасиков.
— Александру Ивановичу удалось сплотить команду после относительной неудачи в Сеуле?
— Сплотить женский коллектив в принципе невозможно, там все слишком разные. Но все же обстановка в сборной была тогда хорошей. Тарасиков привел в команду краснодарских девочек, уже они составляли основу команды, определяли ее игру.
— Каким было отношение в той сборной к киевлянке Базановой? Вы ведь оставались человеком Турчина…
— Меня уважали и выбрали капитаном. Но вот Игорь Евдокимович воспринимал это болезненно. Перед моим отъездом на первый сбор к Тарасикову у нас состоялся тяжелый разговор. Турчин вызвал меня к себе на туре чемпионата СССР. За столом сидели еще Зина Турчина и доктор команды. Тренер сказал: "Тебе надо подписать бумагу". Я, само собой, поинтересовалась ее содержанием. "Ну, смотри быстрее, а то мне ехать пора..."
Это был написанный от моего имени отказ играть за сборную СССР. Я подняла глаза: "Игорь Евдокимович, подписывать это я не буду". — "Ах ты с..! Да я тебя сгною!" — "А вы спросите у своей жены: она такое подписала бы?" — "Она сделала бы все, что я скажу". — "Вы меня извините. Но сделать то, о чем вы просите, не могу. Девочки выбрали меня капитаном. И я не стану их подводить".
Турчин в крик: "Не подпишешь — мало тебе не покажется. Трехкомнатную квартиру не получишь!" — "Да не нужна мне ваша квартира. И эту бумагу не подпишу никогда в жизни. Можно идти?" — "Иди!!!"
После этого он, как и обещал, начал меня третировать — буквально на каждой тренировке. Когда приехала с золотом чемпионки мира, не услышала никаких поздравлений. Подарили цветочки, этим дело и ограничилось.
— И как эта история соотносится с тем, что у Турчина, как вы утверждали, большое сердце...
— У каждой медали две стороны — одна светлая, другая темнее. Я хорошо узнала и теневую сторону натуры Игоря Евдокимовича. Если делала то, что ему не по нраву, он сразу же употреблял власть.
Он тогда и после чемпионата мира на меня давил. Я еще и крепко повздорила с Зиной — это очень сильно прибивало к земле. И одна бабка-знахарка мне насоветовала: "Марина, вижу, что у тебя тяжело на душе. И выход один: иди к королю и проси прощения за его королеву".
Я так и сделала. Позвонила Турчину: "Примите меня дома" — "Хорошо, приезжай". Дверь он открыл злой. Понятно, что знал, каких дерзостей я наговорила его жене. Но я этого не хотела, это она меня так завела.
Зина была на кухне. Я прошла в комнату и сказала: "Я должна извиниться перед Зинаидой Михайловной, потому что была неправа". — "Да как ты вообще могла такое сказать?" Но в тоне тренера я уловила, что его стало отпускать...
Он позвал Зину. Та зашла и села. Я попросила прощения еще раз. Сказала, что уезжаю в Германию и что, если он там окажется, с удовольствием с ним встречусь. Оставила номер телефона. Потом он, кстати, по нему звонил.
— Квартиру-то получили?
— Нет. Турчин же пообещал, что не даст. Но я добилась жилья другим путем. Пусть и не на Крещатике, но тоже три комнаты.
— Чем от Турчина отличался Тарасиков?
— Это два абсолютно разных человека. Но роднило их одно: оба ненормальные в отношении к спорту. У Турчина вторым тренером работал Луценко. Игорь Евдокимович был взрывным, а Михаил Андреевич спокойный и уравновешенный. У Тарасикова, который тоже заводился с полуоборота, был такой же не слишком эмоциональный, словно на контрасте, помощник — Георгий Иванович Ларин.
На тренировках Тарасиков был похож на Турчина. Сборницам не из его родной "Сельхозтехники" он не говорил ни одного грубого слова. Турчин так же вел себя с теми, кто играл не в его "Спартаке".
— Зато Игорь Евдокимович не жалел слов в адрес своих воспитанниц.
— Та же история была и у Тарасикова. На своих он мог замахнуться, накричать, дернуть за руку при замене. Правда, в отличие от Турчина, не матерился. Брань у Александра Ивановича выходила какой-то смешной.
Если разобраться, ситуация для большого спорта нормальна. Не было в СССР спокойных женских тренеров. Все они орали так, что было слышно на последнем ряду трибун. Сейчас ведь тоже ничего не изменилось. Такая метода передается из поколения в поколение.
— Почему и с Тарасиковым вам, уже в сборной СНГ, не досталось золото в олимпийской Барселоне?
— Команда у нас была хорошая, нечего и говорить. Идеальный сплав тех, кто играл в Союзе, и первых легионерок. На Играх мы вели спартанский образ жизни: ни одного лишнего движения, отбой строго в 23. Дисциплина идеальная, все было подчинено главной цели. Да и играли мы, надо признать, хорошо.
Нам просто не посчастливилось. В матче за выход в финал норвежки в концовке дважды забрасывали нам с угла с заступами на стопу. Мы подавали протест, но это ничего не дало, никто не стал бы переигрывать тот матч.
— С бронзой Игр вы вернулись в Бремен…
— Играла там с 1991-го по 1995-й. Потом стала тренером той команды. Поработала год, и мы выиграли чемпионат Германии. А затем девочки начали уходить, потому что спонсоров стало значительно меньше. Меня тоже попросили уйти, даже выплатили зарплату за год вперед.
Я стала искать другой клуб, и предложения появились. Уже собралась в Ганновер знакомиться с новой командой, как мне позвонил президент футбольного бременского "Вердера": "Марина, прочитал в газете, что вы собираетесь уезжать из нашего города. Предлагаю остаться и поработать с гандбольной командой нашего клуба". Та команда из структуры "Вердера" играла в очень низкой лиге.
Покидать Бремен мне не хотелось. Но вместе с тем не хотелось и оставаться просто тренером. Согласие "Вердеру" дала с условием: мне помогут в получении новой профессии. Диплом советского физкультурного вуза пошел в зачет. Но подучилась еще и нашла место физиотерапевта.
Одновременно продолжала тренировать, и каждый год мы повышались в ранге. Дошли до региональной лиги — третьей по статусу. Играли там четыре года.
Я всегда тщательно готовилась к тренировкам — этому учили меня первый тренер Попов, а потом и Турчин. Но в Бремене однажды впервые почувствовала, что интерес к тренировкам и гандбольный задор куда-то подевались. Сказала в клубе, что доработаю до конца сезона, а потом им придется искать нового тренера.
Захотелось вдруг ощутить, как живут обычные люди, которые не имеют отношения к спорту. И что это такое — нормальные выходные, когда не надо идти на тренировку или отправляться на игру в другой город.
И все — как отрезало. Отношения к гандболу я потом не имела. Предложения продолжали поступать, но я их отметала.
— И каково это: остаться без дела, которое занимало большую часть жизни?
— Поначалу очень тяжело. Многие по окончании игровой или тренерской карьеры падают в яму, выбраться из которой уже не могут. Кто-то начинает пить, кто-то подсаживается на наркотики. Почти все впадают в глубокую депрессию.
Я ее тоже прошла. Приходила домой после работы и не могла понять, чем можно себя занять. Было совсем нехорошо.
Но выход нашелся. Для этого пришлось отучиться в Кельне для работы персональным тренером. Потом нашла себе одну семейную пару — очень богатые люди, с которыми провожу несколько тренировок в неделю. Им около 70 лет, но они пребывают в весьма неплохой для этого возраста форме.
А основная работа — в реабилитационном центре кардиологии и ортопедии. Веду там лечебную гимнастику. Больные приходят после операций, и я их восстанавливаю.
— Они знают о ваших спортивных достижениях?
— Как ни странно — да. Особенно те, кто из Бремена. Всегда этому удивляюсь: "Неужели вы меня помните?" — "Но как можно вас забыть?" Совсем как в случае с тем киевским таксистом...
— Как сложилась личная жизнь после того, как вы расстались с мужем советской поры?
— Примерно год спустя познакомилась с одним немцем. Возможно, его привлекла моя тогдашняя популярность: каждую неделю фото в газете, постоянные интервью, известность в городе.
Переехала к нему, и восемь лет мы прожили вместе. А потом разошлись. Не везет мне с мужчинами. Когда оставила гандбол, почувствовала, что стала ему не так интересна. Он начал гулять, и я сказала, что вместе мы уже не будем. Нашла квартиру и уехала.
Вот уже семь лет живу одна. Дочь Карина вышла замуж и живет в Берлине, у нее все хорошо.
Иногда, чаще всего вечерами в уик-энды, накатывает грусть — не хватает второй половинки, конечно...
Но гораздо чаще ощущаю себя вполне довольной жизнью. У меня есть кошки. Приятно, что, приходя домой, не надо суетиться и готовить кому-то ужин. В квартире тихо, и это лучшее, что можно желать после рабочего дня.
Друзей у меня много. Встречаемся, правда, нечасто, раз в три-четыре месяца. Это потому что все работают. Но регулярно созваниваемся.
— А с подругами из сборной Союза?
— С ними тоже есть связь. Лариса Зубарь, Наташа Цыганкова, Лена Немашкало, Света Манькова. С девочками из Киева, которые уехали в Германию и остались там жить, тоже перезваниваемся.
В Германии чуть иное отношение к медалям и призам. Как-то немецкие гости спросили, почему у меня дома нигде не видно олимпийских медалей. Если честно, они у меня в подвале в какой-то коробке лежали. Друзья невероятно удивились: как такое может быть?
Думаю, я отнеслась к этому как типичный советский спортсмен. Для него может быть только одна медаль — золотая. А все остальные особой ценности и не имеют.
Потом, правда, награды из подвала вытащила, сложила в кубок. У Турчина была традиция: когда наш "Спартак" выигрывал очередной Кубок чемпионов (а он такой огромный!), тренер заказывал копию приза поменьше и дарил ее лучшему, на его взгляд, игроку команды. И вот последний такой трофей он вручил мне.
Я была тогда счастлива. Потому что до этого, когда он награждал так кого-то из девчонок, всегда говорила себе, что в следующем розыгрыше отдам все силы, чтобы оказаться на их месте. Так что теперь у меня есть лучшее хранилище всех золотых и бронзовых медалей — с чемпионатов мира и Олимпиад.
— Гандбол вам еще снится?
— Нет, совсем. Но по телевизору его смотрю. Недавний женский чемпионат Европы наблюдала. Иногда с подругами ездим на игры в Гамбург, туда хорошие команды приезжают.
Гандбол уже совсем другой. Одно время он стал похожим на легкую атлетику — бей-беги. С уймой ошибок на каждом шагу. Тактики не было никакой. Сейчас, правда, игра стала интереснее — именно из-за того, что в действиях команд появилась осмысленность.
— Но ваш гандбол вам нравился больше?
— Мне не понятна теперешняя роль крайних. Они уходят на нулевой угол и остаются пассивными участниками игры. Никакой инициативы. А где перемещения, финты, входы в линию?
Женские сборные еще могут удивить какими-то тактическими изысками. А мужчины — возьмем любую страну — играют в один и тот же гандбол, с одними и теми же комбинациями.
— Нет на них Турчина…
— Игорь Евдокимович был Наполеоном — человеком очень жестким. А с другой стороны, имел большое сердце. Он был живым, одним из нас. И свои переживания вынужден был носить внутри. Тогда мы этого не понимали. А сейчас, достигнув его возраста, отчетливо чувствуем.
— А ведь пятнадцатилетняя девочка Марина Базанова когда-то могла и отказаться возвращаться в Киев из Омска, где у нее оставались родные, подруги и первый тренер.
— О, поверьте, часто вспоминаю ту историю. И слова человека, который увозил меня к Турчину. Он повторял: "Плачь, плачь. Потом, когда вырастешь и все поймешь, будешь улыбаться". И он оказался прав.
— На родине бываете?
— Да, каждый год летаю к родителям и брату. Последний раз — в декабре.
— В Сибири — самый сезон.
— Обычно езжу туда летом. Но вот сделала исключение, потому что мама отмечала юбилей — 80 лет. Мороз минус 30, а я каждый день на улицу. Мама: "Ты куда?" — "Дай мне воздухом подышать! В Германии такого нет". Вот только жалела, что не взяла экипировку, чтобы на лыжах покататься.
— Это нетрудно исправить. Возвращайтесь на родину совсем и катайтесь хоть каждый день.
— Мама, признаюсь, меня на это подбивает. Но принять такое решение уже тяжело. Понимаете, в Германии чувствую себя уверенно. Знаю, какие здесь порядки, какие врачи, куда идти, если вдруг станет плохо. Больше уверенности в том, что тебя не бросят.
Но окончательно вопрос не закрыт. Естественно, чем старше становишься, тем больше тянет в родные места.
Наташа Цыганкова говорит то же самое: "Не думаешь, что когда пойдешь на пенсию (в Германии женщины уходят на нее в 67), ты на нее сможешь хорошо прожить и в России? Приезжай ко мне в Краснодар. У меня большой дом, море рядом, хороший климат. И мы все решим".
Краснодар я всегда любила. Там изумительный воздух. Очень хорошие базары. Все свежее, вкусное. Так что есть еще вариант, помимо Омска.
— В Киеве опять-таки трехкомнатная квартира. Пусть и не на Крещатике...
— Ее после развода с мужем я потеряла. Но туда и не вернусь. Это, увы, уже не мой город... Хотя и провела там, пожалуй, лучшую часть жизни.
