Продолжение беседы с известным режиссером и сценаристом, рассказавшим БЦ, как снимали единственный советский художественный фильм о гандболе — "…И прекрасный миг победы".
Режиссер Вячеслав Винник: "С Турчиным было куда приятнее общаться, чем с Лобановским"
— Не было соблазна пригласить на главные роли профессиональных гандболисток? Тогда и дублеры не понадобились бы.
— Нет. Актрисы — существа воодушевленные. А девушки, занимающиеся таким серьезным видом спорта, как гандбол, — люди одухотворенные и понимающие, что их работа — совсем не забава. Посади рядом Зину Турчину и Лену Сергиенко или Ирину Резникову, сразу будет видно, кто спортсменка, а кто актриса. Переучивать кого-то и отнимать время у других и у себя — зачем? Каждый должен заниматься своим делом.
Тем более что дублеры нашлись легко. Взрослые девчонки были в основном из Вильнюса, а дети 10-12 лет — киевлянки, кстати, очень похожие на своих взрослых героинь. Каюсь, пользуясь служебным положением, снял в детских сценах и свою дочь. Уверен, что найденный наконец-то в залежах прошлого фильм появится в интернете, и она с удовольствием его посмотрит. Впрочем, я тоже.
— Видимо, после фильма "Такая она, игра" на киностудии Довженко вам открыли зеленую улицу.
— Нет. Дело в том, что в 1974 году мы вместе с режиссером Давидом Черкасским ("Приключения Врунгеля", "Остров сокровищ" — прим. БЦ) сняли фильм "Прощайте, фараоны", за который нас довольно сильно ругали. Съемки этой комедии проходили под Винницей, и к нам приехала проверяющая группа Госкино Украины. Намекнули: мол, хорошо бы показать материал, а то вы черт знает чего наснимаете.
Рабочего материала было семь коробок. И в одной из них сцена, где мужики вспахивают сапами не имеющее границ поле... Сапами — поле! Дубль за дублем, раком, на коленках, а на улице жара под тридцать... После третьего дубля один из героев, пройдя по целине уйму метров, в сердцах бросает прямо в камеру: "Бл…, да сколько можно "сапать"? Мы здесь скоро все ох…м!" И комиссия вместе с председателем Госкино Украины наткнулась на эту сцену, которая, понятно, вызвала у всех сильнейшее возмущение.
Налицо антисоветчина, ведь наш хлебороб так говорить не может, он технически обеспечен, и вообще его больше всего волнует выполнение пятилетнего плана. Но большая часть картины отснята, и денег потрачено немало…
Скрипя зубами, мне разрешили доработать фильм, но... "Но без этой х..ни". Кстати, картина хорошо прошла в прокате, ее посмотрели 32 миллиона зрителей. Тем не менее, несмотря на кассовый успех комедии, сценарий "Прекрасного мига" мне пришлось переделывать 29 раз.
— Что же не устраивало Госкино?
— Нужно понимать, что спорт в Советском Союзе профессиональной деятельностью не считался. И дать понять зрителю, что это занятие заслуживает пенсий, наград и так далее — не рекомендовалось. А если точнее — запрещалось.
Никто же не знал о стипендиях, о премиальных, которые платили спортсменам-любителям за победы. Главное, чтобы играл гимн Советского Союза, и во время его исполнения все вставали.
Поэтому, если заявлялись какие-то проблемы, выпадавшие из канвы, то все это из сценария безжалостно вымарывалось. Мои фильмы не стали исключением. Начнем с футбольного.
Была такая сцена. К герою Жженова после окончания финального кубкового матча подходит корреспондент: "Три слова для прессы". Тренер, не задумываясь, выдает: "Ограничусь двумя — пошел на...!" К слову, реальная история из жизни Виктора Маслова. Корреспондент представлял газету "Правда", и сразу же последовал звонок в ЦК Украины.
Скандал... Когда это увидел Леонид Кравчук — будущий президент страны, а тогда заведующий ЦК КПУ по идеологии, — он закипел и отрезал: "Нiколи цього не буде!"
Но мне так понравилась эта сценка, что я попробовал протащить ее и в гандбольный фильм. Но ее снова вычеркнули, конечно. Игорь Турчин, читая сценарий, улыбнулся: "Слушай, я и так дерьмо для многих, а ты мне еще и эту фразу приписываешь…"
— Кстати, как прошла ваша первая встреча с Турчиным?
— Сначала познакомился с его женой Зинаидой. Она сказала, что лучше поехать к Игорю на тренировочную базу.
Зинаида Турчина: "Начать все заново? Жила бы точно так же"
И вот я на базе. Открывается дверь корпуса, и выходят гандболистки. Я, гребец, парень вроде нехилый, но тогда обомлел. Все девчонки как на подбор: если такая прижмет рядового советского гражданина в темном переулке, то он отдаст все, что есть, вместе с яйцами...
Спрашиваю у девочек, как мне найти Игоря Евдокимовича. Они: "Да вон он!" Смотрю, по аллее прогуливается человек, который сразу показался похожим на актера Леонида Броневого.
"Здрасьте, хочу снять фильм о девчонках, жизнь которых связана со спортом". — "Это ты правильно попал, у нас здесь целый океан этих красавиц..." Слово за слово, и пошел такой полушутливый, полуделовой разговор. Не Лобановский, в общем.
И вдруг настороженно: "Слушай, а ты случайно свою дочку к нам в команду не собираешься устроить?" Я удивленно: "Да с чего бы?"— "Просто ко мне часто приходят с такими занимательными предложениями, а потом выясняется, что у них дочь всю жизнь мечтала играть в киевском "Спартаке". — "Нет, если только в кино о вашей команде снимется". — "Ладно, в кино можно", — улыбнулся Турчин.
Достаю сценарий: "Если понравится, потом поговорим. Мне важно ваше мнение. Сколько вам понадобится времени — день, два?.. Когда приехать?"
Турчин глянул на часы: "Ты по базе погуляй, пока буду читать... Потом подойду". И через пару часов твердо сказал: "А что, давай сделаем, хорошая история получилась, правдивая". Спросил еще, имел ли я отношение к большому спорту. Я не стал углубляться, но он потом сам узнал. "Ты чего молчал-то? Это же здорово, не надо тебе ничего объяснять". И все, дальше у меня была зеленая дорога.
Я ездил за ними на тренировки, подслушивал, как они общаются, что им Турчин говорит. Это было нужно для его героя.
Первым кандидатом на роль Самойлова (прообраз Турчина) был Вячеслав Тихонов. Я послал сценарий, и мы встретились в домашней обстановке в Москве. Тихонов очень интеллигентно объяснил, что сюжет ему понравился, но ему будет ой как непросто найти в своем расписании время для съемок в моем фильме. Он тогда снимался в "ТАСС уполномочен заявить".
— Вариант хороший. В "Семнадцати мгновениях" разведчик был чемпионом Берлина по теннису.
— В Берлине — да... А тогда в Москве, в квартире Вячеслава, произошло непредвиденное — я это понял мгновенно. Дверь мне открыл человек, специально одетый в спортивный костюм. И… Совсем не то!
Штандартенфюрер знаменитой команды "Спартак", которому к тому же категорически не шла спортивная форма... Вот кого я увидел. На меня, словно стесняясь, смотрели глаза непомерно уставшего человека. Я даже растерялся.
Тихонов, интеллигент до мозга костей, пригласил меня в комнату, усадил за стол, сел напротив, помолчал... Поднялся, взял с полки сценарий и аккуратно, что странно, положил на стол. Потом, словно окончательно приняв решение, написал на титульном листе: "Вячеслав, желаю вам победы!"
Но на этом наши отношения не закончились. Приехав на фестиваль, я узнал, что Тихонов — председатель жюри. И когда принималось решение о победителе, он рассказал членам жюри о нашей встрече за год до запуска картины и моем предложении сыграть в фильме главную роль... В связи с этим попросил определить без его участия. А когда общим решением жюри "...И прекрасный миг победы" был объявлен победителем, поставил подпись на почетном дипломе.
— Вы наверняка рассматривали и других кандидатов.
— Валентин Гафт. Он был отменно сложен, с удовольствием демонстрировал богатырский торс в других картинах и вдобавок в 1968 году отлично сыграл роль тренера гимнастической сборной СССР в фильме "Новенькая".
Приехал к нему домой ранним утром. Позвонил в дверь. Гафт открыл, и в дверном проеме я увидел заспанного, в трусах и в галстуке на голую шею, знаменитого артиста... Он тут же с порога: "Старик, я вчера выступал в московском университете и говорил о твоем сценарии. Сценарий говно, но сниматься буду с удовольствием!"
— Творческая натура.
— Да. Квартира крохотная, однокомнатная, вся стена над кроватью — в отпечатках помады.
Сели на кухне. Первым делом поинтересовался, что со сценарием не так. Он ответил: "Да понимаешь, зрители должны чувствовать каждую минуту, что все девочки хотят этого твоего тренера! Чтобы их тоже от этого факта буквально трясло".
— Стена многое говорила о хозяине.
— Рассказал ему свою концепцию. Мы очень долго говорили о фильме. И расстались довольные друг другом. "Ты же понимаешь, что про МГУ я немного приукрасил. Сценарий-то в принципе неплохой".
А в Госкино СССР сказали: "Гафт сниматься не будет!" Почему? "Да достали уже! В каждом фильме — они. У нас СССР или Израиль? Если там будет Гафт, то картину мы не запустим". И все в таком духе.
Снова приехал к Гафту. Но как ему сказать об этом? Сели друг напротив друга в той же маленькой кухоньке. Это моя первая настоящая работа, где я был и режиссером, и автором сценария. И мне очень хотелось, чтобы фильм вышел на экраны. Моментально вспомнил слова Котэ Махарадзе: "И вот когда ты рванешь из окопа и заорешь "ура" — знай, по тебе начнут стрелять в упор".
Сказал тогда Гафту: "Валя, в Госкино и тебя, и меня поимели..." До сих пор в висках стучит фраза чиновника — мне ее выплюнули прямо в лицо: "Ух ты, ах ты, с бухты-барахты все киностудии Союза наводнили Гафты". Мы тогда прилично выпили. Ничего нельзя было сделать, такие времена...
Но киношная судьба свела меня с Регимантасом Адомайтисом. А так как Вильнюс мы утвердили городом для съемки еще за полгода до запуска картины, то все удачно совпало. Регимантас жил в столице Литвы, и, хотя в тот период он был нарасхват, сценарий ему понравился. Он перезвонил, мы встретились, долго общались и решили работать вместе.
И главное — это был блестящий выбор! На том самом фестивале спортивных фильмов в Риге, куда мы отправили "…И прекрасный миг победы", демонстрировался еще один фильм о гандбольном тренере — документальный. Так вот: актер Адомайтис того тренера переиграл. Мне об этом говорили специалисты, и слышать их профессиональное мнение было, не скрою, приятно. Там же он получил главный приз за лучшую мужскую роль.
— Но каково работать с Турчиным, известным своим непростым характером?
— Конфликтов у нас не было. И я очень благодарен, что он воспринимал этот фильм как некое явление, которое обязательно должно быть. Он имел в виду популяризацию гандбола, считая, что тот имеет полное право на более широкое освещение в прессе, на телевидении и в кино.
Турчин щедро делился историями. Одну из них я хотел вставить в фильм, но она не прошла цензуру. А дело было так. На одном из турниров он послал судью на три буквы.
— Нормальная для него ситуация.
— По идее да, но, на беду Игоря Евдокимовича, арбитр прекрасно знал русский язык, потому как был нашим, уехавшим на землю обетованную. В перерыве матча израильтянин рассказал об этом главному судье, и после недолгого совещания Турчину предъявили красную карточку.
Тренер советской сборной тут же отправился в близлежащий магазин, где закупился ящиком коньяка и ящиком закуски. Накрыл поляну в раздевалке сборной, куда и привел после финального свистка арбитра, выгнавшего его с площадки. Поднял тост за советско-израильскую дружбу, извинился перед судьей — и вместе с ним напился.
— Думаю, и в ходе съемок была традиция проводить время в теплой обстановке.
— Турчин с Адомайтисом буквально влюбились друг в друга. А вообще съемки были удивительными. За все время не произошло ни одного конфликта — ситуация, прямо скажем, нетипичная для кинематографа. Такого не может быть, всегда кто-то с кем-то ругается. Но у нас все шло гладко, как по маслу.
И на киевскую премьеру все актрисы приехали сами! Само собой, Игорь привел свою команду, и вечер прошел в теплой обстановке. Но самое главное — фильм приняли не только спортсменки, но и зритель. Игорь сиял, было видно, что он очень доволен результатом.
— Что нового вы узнали о гандболе за время съемок?
— Много времени провел в тренировочном зале и не переставал удивляться мужественности девчонок Турчина. И потом я понял: благодаря гандболу они могут постоять за себя не только на площадке, но и в жизни.
Была сцена с участием Тани Хвостиковой (Соболь) и Адомайтиса. Когда он обходил номера гостиницы перед финалом, она спросила: "Виктор Николаевич, я все уже выиграла. Как думаете, я выйду наконец замуж, если мы добудем и этот кубок?"
Согласитесь, такой вопрос может родиться только в женской голове. Женщина думает о создании семьи и детях всегда, даже в такие минуты. И зрителю вроде хочется ее пожалеть: вот ведь не складывается судьба, хоть ты трижды чемпион. Но тут же мы понимаем, что она самодостаточна, просто ее планка имеет предельную высоту.
Адомайтис: "А ты хотела бы, чтобы твой будущий муж был похож на меня?" —"Да вы что, ни в коем случае! Не хочу, чтобы тот кошмар преследовал меня до конца жизни!"
— Но женские тренеры вообще-то часто женились на игроках из своих команд, и Турчин не стал исключением. В фильме вы тоже коснулись этой темы во взаимоотношениях Самойлова-Адомайтиса с ведущим игроком команды Еленой Баскаковой, которую сыграла актриса Елена Капица.
— Это очень интересная тема — взаимоотношения тренера и спортсменок. Я, конечно, всякое в своей спортивной жизни повидал, но такого отборного мата, которым покрывал своих подопечных на тренировках Игорь Евдокимович, не слышал нигде. Признаюсь, в моем понимании грубо общаться с девушкой недопустимо, и поэтому я избежал соблазна наделить Самойлова этими чертами Турчина.
Хотя по жизни это был очень добрый человек, которого, знаю, искренне любили девчонки. И рассматривать его исключительно в черно-белых тонах неправильно.
Но один эпизод из его жизни я вставил в фильм: когда в наши ворота назначили семиметровый, то Самойлов-Адомайтис внезапно схватился за нос, из которого хлынула кровь... У Турчина на самом деле был аналогичный случай: когда напряжение достигло апогея и судьба важного матча зависела от одного броска, у него внезапно пошла носом кровь и залила рубашку.
Был еще эпизод, который тоже вошел в картину. Когда команда победила и все начали радоваться в центре площадки, он сидел в одиночестве на скамейке, будто специально от всех отгородившись, чтобы никто не заметил слез. Ни один мужчина не хочет попасться на глаза женщинам в таком состоянии. Тем более ученицам. И как это все в нем одном уживалось? Все его маты-перематы, "коровы" и так далее, все эти слезы, кровь и пот…
— Снимался в вашем фильме и известный спортивный комментатор Котэ Махарадзе.
— Котэ — один из самых удивительных и добрых людей, которых когда-либо встречал. Помню, снимаем эпизод. Адомайтис сидит в номере, смотрит запись матча, и по его щеке ползет слеза. Он понимает, что турнир проигран. Вдруг заходит Котэ Махарадзе, играющий сам себя, и говорит: "Что ты плачешь? Вот представь: Бразилия играет с Англией, и вся "Маракана" смотрит этот футбол. 200 тысяч бразильцев рыдают, когда их любимцам забивают гол. И что стоит против этого одна твоя слезинка?"
Вечером поднимаюсь в ресторан. Там сидит Махарадзе и рассказывает недавно придуманную историю из фильма окружившим его болельщикам. Увидев меня и ничуть не смущаясь, тут же добавляет: "Он тоже там был! Подтверди, Слава!"
С Котэ связана еще одна смешная история. Как-то летом он приехал в Киев комментировать матч между "Строителем" и тбилисским "Динамо". Понятное дело, приехал в гости. Сидим, пока только беседуем. Звонок в дверь. Пришел Слава Назаров — прекрасный композитор с огромной бандурой. Оказывается, купил синтезатор и притащил, чтобы похвастаться. Садимся за стол.
А мужики во дворе играют в домино и так зажигательно стучат костяшками по столу, что мешают Котэ произносить тосты. И тогда он предлагает: "В синтезаторе есть микрофон?" Слава настраивает эффект присутствия зрителей на футбольном матче, громкость, и из нашего окна вылетает до боли знакомый голос. Само собой, с "Мараканы". "...Мы продолжаем репортаж из Рио-де-Жанейро, где наша советская сборная за пятнадцать минут до конца матча обыгрывает хозяев со счетом 4:3".
Во дворе мгновенно воцаряется гробовое молчание. Все в шоке. Во-первых, никто не в курсе, что наши играют с бразильцами. Во-вторых, оттуда еще и ведется телерепортаж. Меня во дворе знали, и десяток глоток кричат: "Слава, по какому каналу трансляция?" Выбор у меня невелик — в советское время их было всего три: "По первому!"
Двор в момент пустой, слышен только топот ног по лестнице. Спустя пару минут топот раздается вновь. Не обнаружив репортажа ни по одному из каналов, народ возвращается во двор предельно возбужденным. "Слава, бл…, какой канал?" — "Да тихо вы, не мешайте слушать!" Народ хлопает глазами, потому что, по словам Махарадзе, наши запирают бразильцев в их штрафной и ведут прицельный обстрел ворот — по штангам и перекладинам. Побежишь домой — все пропустишь.
"Слава, клянемся, завтра всем двором пойдем смотреть твое кино — только пусти к себе глянуть одним глазком..." Ладно, говорю, давайте. Когда они влетели в квартиру и увидели Котэ Махарадзе... Можете представить их состояние? Короче, гудели мы в тот вечер долго...
— Последний вопрос. Почему в конце фильма главный тренер остался один, и его любимая ученица так и не ответила на предложение руки и сердца?
— На этот вопрос в какой-то мере ответила героиня Тани Хвостиковой (Соболь). Она уже жила на пределе, играла исключительно на победу, и в новой жизни ей хотелось элементарного жизненного комфорта. А тренер, который не желает побеждать в каждом поединке, — уже не тренер. Во всяком случае не Самойлов, не Турчин…
Это его карма — жить на пределе. И даже умереть ему суждено на площадке. Так зачем отягощать своей судьбой еще кого-то? Возможно, об этом и думает наш герой, когда смотрит с последнего этажа отеля на город.
А может, и нет. Может, все проще, и последнюю сцену просто вырезали... То самое кинематографическое руководство, которое видело мир исключительно в своих тонах, нам тогда недоступных. Чем старше мы становимся, тем ярче сегодня ощущаем прошлое...
Эх, Сережа, если бы вы знали, как рождаются стихи…
Фото: H.Appel, личный архив Вячеслава Винника.
