Этот легендарный умелец поражать прямоугольник 3 на 2 метра — наше гандбольное все. И не только наше. Услышав его имя, любой бывалый знаток игры непременно поднимет большой палец.
Александр Анпилогов забрасывал всегда, много и везде — в родном тбилисском "Буревестнике", возглавляя списки снайперов чемпионатов СССР, и, конечно, в сборной страны — на золотой Олимпиаде 1976 и серебряной 1980 года, на серебряном чемпионате мира 1978-го и на победном в 1982-м.
А потом он работал тренером в немецкой бундеслиге и… женской сборной Греции. Перенес множество операций — как наследие впечатляющей игровой карьеры. Последняя была примерно месяц назад. И, судя по приподнятому настроению Александра Семеновича, прошла она успешно. А значит, мы сполна насладимся общением с человеком, который славен не только бомбардирскими умениями, но и талантом непревзойденного рассказчика.
На каждую букву русского (да, наверное, и любого другого) алфавита у него найдется особая история…
А — Акбашев
Почему-то в голову сразу же приходит именно Борис. Все, кто с ним общался, знают: в повседневной жизни он не может обойтись без русского мата. Без мата Акбашева и понять-то не получится. Уникальный человек — с большой внутренней силой, в которой он всегда уверен. И выражать эту уверенность ему всего удобнее через особо крепкие слова.
"Саша, …, ну вот… какого… ты в этом Тбилиси делаешь? Ты же, … русский человек! Переходи в "Кунцево", и все будет… Дадим тебе… квартиру, все, что надо…", — примерно так он зазывал меня в свой столичный клуб в 1973 году. Я тогда приехал в Москву на операцию…
Но здесь важна и предыстория. Я неплохо сыграл тогда на Всесоюзных молодежных играх. Стал лучшим бомбардиром и в поощрение за это должен был поехать в составе тбилисского "Буревестника" в Югославию.
Ну кто не хотел в те времена в Югославию? Советскому человеку там можно было прилично одеться — одни только рубашки чего стоили! Да и не только они. Признаюсь, это стало немалым стимулом моей хорошей игры во Львове.
И вот в преддверии выезда я узнаю, что меня отправляют на операцию. По большому счету, больших проблем со здоровьем у меня не было, разве что слегка подводили ноги.
Раньше ведь как говорили? Если вырезан мениск — значит, полкарьеры уже прошло. Если еще и второй — можешь смело ее завершать. Для меня этот совет стал актуален в 22 года. Но получилось, что я и дальше играл и играл…
Конечно, с тем первым мениском я мучился. Но ради хорошей поездки мог бы потерпеть еще. Но, похоже, вместо меня в Югославии захотел оказаться кто-то другой. "А ты, Анпилогов, давай-ка оперируйся". Скажу честно, мне это не понравилось.
В Тбилиси, конечно, ложиться под скальпель не хотелось. И потому я улетел в Москву, где врач сборной Союза Роман Сергеевич Зубов отправил меня в ЦИТО к Зое Сергеевне Мироновой. Операция длилась всего 12 минут.
Стали уже зашивать, но заметили еще какой-то изъян. И еще 28 минут мучили уже без отошедшего наркоза. Практикантка из медучилища, которая держала мою голову, навестила меня через пару дней с забинтованными руками. Пользоваться ими она не могла. Я с такой силой сжимал их, лежа на столе, что они стали сплошными синяками.
А тот разговор с Акбашевым в Москве состоялся еще до больницы. Я ему не отказал, но и не согласился. Вопрос решали на семейном совете. Мне нельзя было бросать родителей — это раз. Ну и другое… Как меня только не называли: и русским, и грузином, и грузином русской национальности. Но самым верным определением будет такое: я — тбилисец. А это значит немного больше, чем национальность. В Тбилиси меня поймут. Этот город невозможно променять на какой-то другой.
Б — Беловы
В большом спорте я знавал нескольких Беловых: двух баскетбольных, Сашу и Сергея, и одного гандбольного — Володю.
Помню, как-то на сухумском сборе пришел к баскетболисту Алжану Жармухамедову купить адидасовские тапочки — тот не сборник, у кого их нет.
Он спрашивает: "Размер ноги? Всего лишь 49? Ну так пойди у малышей спроси". Так я и познакомился с Сашей.
Спортсменом он был уникальным, таким же, как легендарный прыгун тройным Виктор Санеев. Когда они стали олимпийскими чемпионами, я был еще пацаном. И, понятно, смотрел на них снизу вверх. Оба, кстати, не производили впечатления людей из другой галактики. Простые и нормальные в общении земляне.
"Адидасы", кстати, я купил тогда у второго Белова — Сергея. Тот был полная противоположность Саше. Пижон. На площадке — как все, а за ее пределами что-то вроде французского петуха. Духарился и пыжился. Мол, я велик, и с этим все должны считаться.
Сразу замечу, что в нашумевшем кино "Движение вверх" оба Беловых на себя не похожи.
Единственный персонаж, с которым авторы попали в точку, — Ваня Едешко. Действительно бесшабашный парень, душа любой компании. Зураб Саканделидзе немного напоминал Белова Сергея. А вот Миша Коркия больше похож на настоящего грузина, который все отдаст ради победы.
Что же касается гандболиста Белова Володи, то о нем у меня есть только добрые слова. Играть рядом с ним было шикарно. Он понимал тебя с полувзгляда, всегда мог создать отличную возможность для завершения атаки. А если партнера закрывали, то легко решал момент сам, благо для этого у него было все: и финты, и физическая сила, и мощный прицельный бросок.
Я уже был в сборной, когда он пришел туда в одно время с Вальдемаром Новицким и Саней Каршакевичем. Володя очень хотел доказать, что достоин нашего монреальского поколения. Он был работягой, настоящим фанатом игры. Вскоре стал в сборной капитаном, а на чемпионате мира 1982 года его признали лучшим игроком турнира. Его звезда могла бы сиять еще много лет…
Никому этот человек не делал в жизни ничего плохого. И даже пожизненная дисквалификация стала ему памятником. Он ведь в той истории с провозом валюты в "Шереметьево" всю вину взял на себя, не предал никого…
В — Внутренние дела
Иногда жизнь внезапно выдает такие пируэты, что сам удивляешься. Вот мог ли я в самом расцвете спортивной карьеры помыслить, что по ее завершении меня ждет работа в органах внутренних дел? Да еще в должности замначальника 6-го управления по борьбе с организованной преступностью и бандитизмом по Закавказью.
Но давай по порядку… Когда я решил повесить на стенку беговые тапочки, то отправился в грузинский спорткомитет, который тогда возглавлял Александр Метревели — легендарный советский теннисист.
И он рассудил резонно: "Саша, а что ты умеешь, кроме как гонять мяч? Так мой тебе совет: погоняй еще лет пять. А потом мы тебе поможем, устроим тебя детским тренером".
Признаюсь честно, такая перспектива меня не вдохновила. С командой мастеров я поработал бы, но с детьми… Там же нужны психология, педагогика, да и еще много другого, чего у меня не было.
Короче, вернулся я из спорткомитета ни с чем и полгода пребывал в статусе безработного. Понятно, что проблем с трудоустройством у меня возникнуть вроде как не должно было — Грузия любит своих чемпионов.
Но тогда, как назло, посадили Мишу Коркия — того самого, с настоящим грузинским характером. Миша из спорта перешел прямиком туда, где можно было приложить свой кипучий темперамент — в цеховики. После случившихся с ним неприятностей в республике ввели негласный запрет на работу бывших спортсменов в бизнесе и милиции. Она тоже считалась проектом в некотором роде коммерческим. Особенно та ее структура, которая называлась отделом по борьбе с хищением социалистической собственности – ОБХСС.
Бывшие футболисты "Динамо", кстати, носили погоны с удовольствием. Кто-то работал хорошо, кто-то не очень, но никто на жизнь не жаловался.
Сказать по правде, у меня всегда хватало знакомых из преступного мира. Криминальным авторитетом был отец моего сводного троюродного брата. А рос я в тбилисском районе, где к ворам в законе относились с надлежащим почтением. И при желании открыть ворота в криминальную среду было легко.
Когда занимался гандболом, то ничем не отличался от сверстников и мне тоже хотелось покурить травку или попробовать что покруче. Но нашлись серьезные люди, которые сказали: от этого мальчика руки всем убрать, он единственный в нашем районе не только занимается спортом, но еще и учится в институте.
Когда я остался без дела, то быстро нашел временный приработок. В субботу-воскресенье у нас устраивали футбольные турниры. Играли директора заводов, деловые люди, цеховики… Два тайма по 20 минут. Каждый вносил в призовой фонд по 25 рублей.
Первый матч моя команда проиграла. Когда расставался с тем четвертным (а в СССР это были деньги), то испытал настолько непередаваемые эмоции, что во всех последующих матчах мы неизменно брали верх.
Надо сказать, что мне предлагали и настоящую работу — директором мясокомбината или, скажем, мукомольного завода. Но я прекрасно понимал, что без знания специфики и тонкостей производственного процесса неизбежно окажусь на скамье подсудимых.
Ловить преступников гораздо приятнее, нежели ими быть. Так что двенадцать месяцев я терпеливо, дожидаясь отмены того запрета, работал внештатным сотрудником ОБХСС, инспектируя автохозяйства Грузии.
Дело обстояло так. Приезжал на автокомбинат — как правило, по звонку или сигналу. Мне сразу же несли всю необходимую документацию, и начиналась с ней работа. Через пару часов приходил человек и интересовался ключами от моей машины: "Знаете, вы неправильно припарковались. Мы ее переставим, если вы не против".
По окончании рабочего дня я находил машину вымытой и под завязку заправленной. У нее было сделано ТО, а в багажнике лежали две запаски. Ну приятно же… И это не взятка, потому что все недостатки я добросовестно указывал в отчете. А мне просто выказывали уважение. Дальше все вопросы решались моими начальниками.
Но время шло, вопрос о штатной должности не решался. И тогда министр внутренних дел, который приходил на динамовскую базу попариться, предложил: "Саша, есть для тебя работа. Но она сложная. Гарантирую, что опустишься на самое дно всего, что у нас есть".
Я согласился, то есть стал оперуполномоченным оперативного отдела в местах заключения. Первая моя поездка была в колонию, где сидел Миша Коркия. Мы встретились в кабинете начальника, обнялись. "Миша, чем могу помочь? Может, надо с кем-то связаться, дать денег?" — "Саша, я здесь сижу кум королю, ничего не надо. Спасибо, что приехал навестить".
Ну а потом началась работа. Институт я закончил по специальности инженера-технолога, рассчитывая на работу в ОБХСС. О технологии молочных заводов знал все необходимое. Но для МВД, как сами понимаете, этого было маловато. Поэтому поступил в тбилисский филиал Высшей школы милиции.
Работа заключалась в следующем: заводить агентов, работать с ними, предупреждать побеги, изнасилования, убийства, работать даже не столько против контингента заключенных, сколько против нечистоплотных сотрудников.
Как это делать, я не знал. Хорошо, помогли старшие товарищи. Со временем набрался опыта. Курировал четыре колонии, одну тюрьму и одно СИЗО. Всегда в конце месяца мне привозили оттуда деньги. За что? За лояльное отношение. Хотя человеком я был идейным и тех денег не брал.
Так прошли полгода. Потом меня вызвал начальник: "Похоже, место здесь ты занимаешь даром. Ведь знаешь, что каждый должен приносить свою долю". — "Но я не беру, вы ведь знаете. Не зарплату же отдавать". — "Прекрасно все понимаю. Но тогда ищи другое место".
Так была устроена система. Каждый стремился со своей должности что-то иметь. И чтобы попасть на нее, надо было платить. Это меня министр напрямую назначил, а у коллег таких знакомств не было.
Стал я думать, как начальнику помочь. Включил опыт, накопленный в ОБХСС, и довольно быстро размотал историю попадания в колонию левого масла с завода — по 800 кило каждый месяц. Провел операцию, задержали экспедитора. Хотя целью был не он. Надо было подождать, когда появятся другие люди.
Те сами вышли на сотрудников ОБХСС, чтобы решить вопрос. Ребята принесли мне мою долю. А я отнес ее своему начальнику и сказал: "Вот деньги, и вы меня два года не трогаете". Ударили по рукам…
Система была такой (да и сейчас она не изменилась), что заключенные при желании могли иметь все, были бы деньги. Еще в мое время в зону проносили телефоны! Ясно, что еще не мобильные, а стационарные, с кабелем. Все продавалось и покупалось, и ничего с этим поделать было нельзя.
С легендарным Александром Гуровым, следователем по особо важным делам, я познакомился, когда он приехал посмотреть, как мы работаем с ворами в законе. А мы тогда собрали всех грузинских авторитетов в одну локальную зону. Организовали, по сути, тюрьму внутри тюрьмы. В хорошие времена в том закутке сидели до тридцати крутых авторитетов. И я с ними регулярно общался, а многих знал просто по жизни.
Так как я русскоговорящий и непосредственно занимался этим вопросом, меня прикрепили к Гурову, и мы вместе провели несколько дней. А напоследок он сказал: "У нас организуется шестое управление МВД по борьбе с оргпреступностью, коррупцией и наркобизнесом. Не хотел бы там поработать?" — "А почему нет?"
Потом случились в Тбилиси случились известные трагические события, и к нам приехала комиссия Верховного Совета во главе с Собчаком. С ним я тоже провел неделю. Рассказывал, как все было. Но тогда правда ничего изменить не могла. Никто не предполагал, что впереди революция и президентство Звиада Гамсахурдиа.
Гамсахурдиа я, было дело, арестовывал. Вез его на своей машине в СИЗО. Я, к слову, был одним из инициаторов создания в Грузии группы захвата типа "Альфы". Собрали хороших спортсменов, готовили их по специальной программе. А потом они почти полностью перешли в президентскую охрану.
Так что, когда я позже пришел на встречу творческой интеллигенции с президентом Гамсахурдиа, то ребята даже не обыскивали — пистолет оставался под мышкой.
А Гамсахурдиа, когда увидел меня в своем кабинете, сразу в лице переменился: "А ты что здесь делаешь? Я ведь помню, это ты меня арестовывал!" — "Да, но я делал тогда свою работу". — Теперь о ней забудь, в Грузии ты работать не сможешь".
И действительно, вскоре меня вызвал новый министр: "Я получил указание тебя уволить". Правда, это было уже не так просто. Я ведь уже перешел в шестое управление и подчинялся напрямую Москве. Но в новой должности проработал лишь пять месяцев. А потом в Грузии начались процессы, которые раньше и представить было невозможно. Стали косо поглядывать в сторону представителей "некоренной национальности". А у меня жена русская, грузинский так и не выучила. Сына тоже надо было переводить в грузинскую школу из русской.
Возникло желание куда-нибудь переехать. Гуров в Москве выслушал и показал на карту России: "Выбирай любой регион". Я, признаться, сразу подумал о Ставрополье, откуда родом жена. Вышел на улицу. Иду, размышляю. И вдруг навстречу — Герд Бутцек — немецкий спортивный менеджер, которого я знал еще во времена его московского студенчества. Зашли с ним в "Макдональдс" — тот самый, первый в СССР, он только открылся.
Очередь — три километра. Хорошо, что у Герда была валюта — в отделе, торговавшем за доллары, народу было куда меньше. И в том "Макдональдсе" из 1991 года моя жизнь снова сделала внезапный разворот.
Я уже знал, что Герд помог сделать операцию на ногах Саше Тучкину, ему почистили колени. "Елки-палки, мы уже сто лет друг друга знаем, а моим здоровьем ты не хочешь заняться…" — "Нет проблем, визу я сделаю, но на операцию нужны пять с половиной тысяч долларов".
Я сразу же вернулся к Гурову, объяснил ситуацию. Выехать за рубеж мне вообще-то было проблематично — все-таки работал с совершенно секретными материалами и агентурой. Но отдам должное шефу — он пошел навстречу, и через два месяца мы с женой отправились в Германию. А деньгами на операцию помогла грузинская федерация гандбола.
У Герда была своя команда. Он попросил съездить и поиграть за них на каком-то турнире. Я давно не играл, но вытащил тех парней на первое место. "Слушай, так ты в порядке…" — сказал Герд и предложил мне подписать контракт.
Отправили меня в "Мильбертхофен". Туда потом приехали Евтушенко, Климов, Гагин, Сазанков и Савко — целый десант из бывшего Союза. Понятно, что играть в бундеслиге я был не готов. Но для поддержания формы, чтобы в экстренном случае мог помочь клубу, меня направили в Ландсхут, на пару с Климовым. Тот тренировал там не столько команду, сколько меня персонально. А когда Юрий Михайлович уехал, то эту команду стал тренировать я. Вот и живу до сих пор живу в этом городке — практически тридцать лет…
За это время успел потренировать и клуб бундеслиги, и женскую сборную Греции, и бизнесом заняться серьезным. Человек я вроде способный и, если надо, легко переучиваюсь. Ну и, само собой, с людьми общаться умею.
Г — Гассий
Валера не только один из самых классных игроков, которых я знал, но еще и человек огромной души. Семьянин — идеальный. Когда нам на сборах в Новогорске давали пару дней отдыха, каждый использовал их по-своему. Но только двое проводили это время в перелетах. Миша Ищенко летел в Киев к своей жене, а Валера Гассий — в Краснодар к своей.
Помню, сидели мы на свадьбе его дочери. Вроде как радостный день, надо быть расслабленным и умиротворенным. А Валера все крутится, места не находит. "Что не так?" — "Саня, ну как я могу сидеть спокойно, если потом уйду, а с моей дочкой черт знает что сделают?" Так посмотреть на ситуацию мог только он…
Гассий был мне настолько близок, что воспоминания о нем не столько игровые, сколько чисто бытовые. В олимпийском Монреале мы жили в одном номере. После победы пошли закупаться — там были и дубленки, и колготки. Валера брал много, и я, глядя на него, тоже соблазнился. Купил пар 300-400.
А потом в Тбилиси дубленки улетели, а вот с колготками — ничего не поделать, не брали. Наверное, погода у нас такая, что не было в них нужды. Потом уже понял: когда нет заказа, то и продать сложно. В этих историях инициатива наказуема.
Но выкручиваться как-то надо было. Позвонил в Краснодар другу Валере, а тот: без проблем! Советская Кубань поглотила партию канадского товара мгновенно.
А про игру другое вспоминается. Правда, там без Валеры обошлось. И сейчас станет понятно почему.
В 1978 мы в Копенгагене проиграли западным немцам финал чемпионата мира. И со злости решили это событие отметить как полагалось. Первым делом пошли в бар и взяли водки. Потом — само собой, в заведение, о посещении которого каждый советский командировочный втайне мечтал. После поражения только туда нам была и дорога.
Но вот ведь штука: когда едешь за рубеж, то тебя инструктируют только на предмет того, как там не оказаться. Ну а если судьба так сложилась, что все-таки оказался — вот там как себя вести? Налицо просчет. Как следствие — конфликт с охранниками.
Нас пятеро — четыре двухметровых и массажист в полтора метра. Благодаря незабвенному "Движению вверх" теперь все думают, что на этой полезной должности в делегациях пребывали исключительно комитетчики. Но у нас было не так. Да и какой комитетчик отправился бы с нами в район красных фонарей? Хотя, конечно, в той драке он пригодился бы.
Но мы и своими силами обошлись. Нейтрализовали сначала охрану, а потом и наряд полиции. Хорошо, тогда еще не было камер наблюдения, и нам удалось смотаться без последствий. Но самое интересное, что быстрее всех до отеля добрался массажист. Если бы в курсе той истории был тренер Евтушенко, то назавтра у нас было бы собрание с повесткой "Это ж как мы тренируемся, если вас массажист обогнал?".
Но Анатолий Николаевич относительно той истории так и остался в неведении. В отличие от нашего комитетчика. Кстати, славный парень, мы его уважали. Тот салон ему до лампочки был. Зато в тот же вечер случились события глобальнее.
До сих пор ума не приложу, откуда наш джеймс бонд узнал о моем разговоре с Владо Штенцелем — югославским тренером той самой золотой сборной ФРГ. Он подошел ко мне в баре отеля: "Саша, ты хороший игрок и можешь заработать на Западе большие деньги. Оставайся в Дании, а потом поедешь со мной в Германию и будешь играть там в лучшем клубе". Югослав, надо отдать ему должное, умел расписать прелести западной жизни, которые уже успел вкусить.
Я слушал его терпеливо, а потом придумал ответ: "Владо, ты меня извини, но мой отец воевал против немцев и вернулся инвалидом. Как я могу его предать?" Штенцель только руками развел ввиду нехватки новых аргументов.
А уже когда мы летели из Копенгагена, наш комитетчик позвал: "Пошли-ка в конец салона". Там достал бутылку водки и два стакана, разлил и говорит: "Хочу выпить за те слова, которые ты сказал их тренеру в баре. Хорошие слова, правильные".
А ведь его там и близко не было…
Азбучные истины Александра Анпилогова. От целительницы Джуны до Полонского Семена
Азбучные истины Александра Анпилогова. Кипиани, Харламов, Жванецкий, Фетисов. И ужин с Брежневым
