Воспоминания легендарного линейного сборной СССР и клуба ЗИИ мы прервали на дне, который предшествовал финальному матчу московской Олимпиады-80...
Сергей Кушнирюк. Судьба в зеленом коридоре
— ...Во второй выходной утром приезжает Тяжельников — в то время заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС. Мужик суровый. Собрал нас и провел та-а-акое собрание…
— Отцы встанут из могил?
— Встанут и пойдут. Брестская крепость, Сталинград, Курская дуга, Трептов-парк. Не отдать ни пяди! Мы слушаем, под нами стулья вибрируют, такой накал. Скажи сейчас нам — и мигом в автобус, не задумываясь. Зубами немцев рвать.
Евтушенко сам любил поднять градус зажигательной речью, но с партийным оратором даже его было не сравнить. Приехал профессионал высшего разряда. Главный тренер сборной был так впечатлен его речью, что снова потащил всех в зал — сделали и для этого гостя показательную тренировку. А перед ней Тяжельников даже ордена всем "повесил": "Тебе — орден Ленина, тебе — Трудового Красного Знамени. У тебя что? Вопросы по квартире? Решим…"
— Вам какую награду обещали?
— Какую-то из самых высоких. Ведь был игроком основы. Мой сменщик краснодарец Володя Репьев почти всю Олимпиаду на скамейке просидел, а я пробегал от звонка до звонка. Так что после двух дней показательных тренировок перед финалом уже еле ползал.
Но тот матч против сборной ГДР мы тащили-тащили... За пару минут до сирены немцы меня завалили, и нам дали семиметровый. До этого все пенальти исполнял Белов. И вдруг Евтушенко вскочил и скомандовал выходить Анпилогову. Тот большую часть матча просидел — соперники применяли выдвинутую защиту, а это не его игра. Саша встает, не разогретый. Все кричат Евтушенко: "Ты что делаешь?"
Мы с Женей Чернышевым подходим к Сане и просим: "Только не верхом! Лучше от пола". Тот кивает — и со всей силы заряжает немецкому вратарю Шмидту прямо в голову. Мяч отскакивает, немцы подбирают, убегают в голевой отрыв. А если бы мы тогда забросили, то они нас уже не догнали бы...
До сих пор не понял, что нашло тогда на Евтушенко и Анпилогова. Какое-то взаимное помутнение. Зачем тренер вытащил Сашу на пенальти? Почему тот бросил все-таки в голову?
— При этом ведь Евтушенко и Анпилогов друзьями точно не были…
— У них были сложные отношения. Они ругались, мирились, снова ругались. В этих тонкостях психологии можно было запутаться.
— Что было после матча?
— Евтушенко сразу исчез. А мы сидели полностью опустошенные — и физически, и морально. Как овощи. Здоровья не было даже на то, чтобы поругаться.
Винить Сашу Каршакевича за неудачный последний бросок язык не повернется. Каршаку плохо набросили, он еле доставал тот мяч, но сделал все возможное.
Думаю, судьба рассчиталась с нами за Монреаль. Там румыны решили, что забросают нас шапками. А здесь мы повторили их ошибку.
— Наград, конечно, не дождались.
— А вот и нет. Четверых отметили. На той игре был Тяжельников. Он фамилий не знал, пальцем показывал на номера: "13, 1, 8 и 4 — вот этих представить". Номера были Юры Кидяева, Коли Томина, Володи Белова и мой. И это странно — за второе место обычно не награждали.
— На Играх 1984 года можно было бы взять реванш…
— В том году, ручаюсь, мы были самой сильной командой в мире. Хорошо помню день, когда узнали, что Лос-Анджелес отменяется. Мы сидели на сборе в Сухуми. Позвонили из Москвы, Евтушенко поговорил, вернулся и сказал, что мы никуда не едем, а взамен организуют альтернативный турнир с участием сборных соцстран. Это был сильный удар. Не хочу говорить высокопарно, но тот день перечеркнул смысл моей жизни...
Навалилось моральное опустошение. Помню, мы сидели поникшие, много говорили — о том, чего так хотели достичь. Прекрасно понимали, что половина команды уже в возрасте, до следующих Игр не продержаться. И на этой "Дружбе" потом играли без огня и азарта. Но надо было сыграть — куда денешься?
За два года до этого, на чемпионате мира в ФРГ, было совсем другое настроение. Потому и победили уверенно. А ведь команда была практически та же. Эх, поехали бы мы в Лос-Анджелес, думаю, чемпионами там стали бы не югославы…
— Кто был, на ваш взгляд, самым великим игроком в советском гандболе?
— Не стану кого-то выделять — командный вид: один ошибся, другой помог. У Евтушенко оценочный подход был неправильным. Игрок забросил пять мячей — и все, его он и славит. Анатолий Николаевич не улавливал всю суть гандбола, потому что сам всерьез в него не играл. Один игрок ничего не сможет без команды.
— Бывало, игрок страдал за всю команду. Имею в виду задержание Владимира Белова на шереметьевской таможне.
— Да, грешили, чего уж там. Время было такое. Чтобы заработать, мы постоянно что-то возили туда и обратно.
— Говорят, капитан сборной попался с общей валютой.
— Мы летели тогда в Норвегию на чемпионат мира в группе "В". Уже сидели в самолете, зашли пограничник и таможенник. "Владимир Белов — это ваш? Он остается..."
У Володи были деньги, которые сложили шестеро ребят. На его месте мог быть любой из нас — валюту мы возили по очереди.
— Как прятали?
— Да по-разному. У Володи ее нашли в носках. Кто-то — в шапке. А я — в перчатках. Клал их перед таможенником. Тот смотрел декларацию, лез в сумку. Но ему и в голову не приходило, что валюта под носом.
— А нервы? Ведь риск огромный.
— Вы не поняли. Олимпийскими чемпионами просто так не становятся. В нас есть что-то неправильное, что помогало бороться до конца.
— Кто навел таможню на капитана?
— Толки ходили разные. Одни говорили, что тот, у которого Володя покупал доллары. Другие — что кто-то из команды. Но правду, думаю, никто уже не узнает.
— Дисквалификация перечеркнула Белову звездную карьеру. После этого рисковать вы, конечно, перестали.
— Не поверите — продолжили. Жить по-другому было невозможно. Возили, пока не развалился Советский Союз. Таможня, конечно, тоже работала. Как-то мы втроем в складчину купили большой телевизор и видеомагнитофон к нему. А потом не смогли объяснить, откуда у нас деньги на такую серьезную технику. Что мы только не придумывали про скидки и презенты, но у нас все банально забрали.
Рональд Рейган как-то назвал СССР империей зла. Знаете, во многом справедливо. Мы были самыми нищими спортсменами в мире с коллекциями медалей в мешках. А за рубежом стали бы миллионерами.
— Однако государство давало спортсменам бесплатные квартиры. Можно было без очереди приобрести машину.
— Но просто пойти и купить было невозможно. Надо было стать на колени. Утрирую, конечно — в Запорожье к нам относились как к героям. Но обстановка и процесс все равно держали всех в напряжении.
Кстати, когда впервые оказался в Германии и увидел "Мерседес", то подошел к нему и подумал, что наша "Волга" все равно круче. Это мы впитывали с молоком матери. Поначалу мне и на самом деле казалось, что и хлеб у нас лучше, и в колбасе мяса больше.
— Вы закончили играть в тридцать лет, после провального для сборной СССР чемпионата мира, на котором та заняла десятое место.
— Признаться, мы надеялись, что после всего этого произойдут какие-то перемены. Но увы…
— Надеялись на отставку Евтушенко?
— Не буду скрывать — да. Там на чемпионате в Швейцарии было полсостава молодых, которые хотели чего-то добиться, подняться. А мы, старики, получается, сознательно блокировали их старания.
— Вы первый в моей практике спортсмен, который признался, что не хотел победы на чемпионате мира.
— Буду откровенен. Но нас было человек пять-шесть. В любой команде два-три игрока задают тон. А когда они опускают руки и садятся, то команда сникает. Это же не легкая атлетика.
— Выходит, сильно вы не любили Анатолия Николаевича.
— Я этого и не скрываю. Он был подлым человеком.
— Но получилось, что ушел не он, а старая гвардия.
— Именно. А мы хотели всего лишь перемен в сборной. К сожалению, при нас этого не случилось. Бесполезно было куда-то ходить и что-то требовать. Первый зампред Спорткомитета СССР Валентин Сыч был земляком Евтушенко, он говорил: "Анатолий Николаевич — настоящий фанат гандбола, и он знает, куда идти. А вы закройте рты!"
— А кого вы хотели видеть во главе сборной?
— Было несколько кандидатур: Максимов, Миронович, кто-то еще. Потом они в команду и пришли, но уже без нас.
— Вам не повезло с годом рождения. В 1986-м за рубеж еще не отпускали.
— После чемпионата мира 1982 года меня приглашали три клуба из Германии. Переговоры вел сам Эрхард Вундерлих — один из лучших игроков мира. Мы были знакомы давно. Вместе играли на молодежном чемпионате мира 1977 года в Швеции. Тогда мы впервые стали чемпионами. Я там в финальном матче влип в историю. Устроил безобразную драку.
— С чего бы?
— Да один швед подло играл — то ущипнет, то ударит. Вот я и не выдержал — развернулся и зарядил. А там на трибунах народу тысяч десять и шведский король с супругой. Удалили.
Потом убрали из капитанов. Отчитали: мол, как такое можно при монархе? Я в ответ Евтушенко (он повез тогда "молодежку" на чемпионат вместо заболевшего Спартака Мироновича) показал спину — она была синяя. Но это никого не волновало.
Хотя именно на том турнире в мировой гандбол пришло наше новое поколение, с которым было очень интересно соревноваться и общаться долгие годы.
Так вот, Вундерлих в 82-м пришел ко мне в номер после нашей победы в финале над югославами. Тогда немцы готовы были забрать половину нашей команды. Анпилогова — прежде всего. И Евтушенко об этом интересе знал. Там даже посредник какой-то крутился.
Эрхард отвесил нам много комплиментов, выпил с нами тоже неплохо. А когда уходил, отвел меня в сторонку и сказал, что со мной ищет встречи босс его "Гуммерсбаха". И вообще он был бы рад играть со мной в одном клубе — тогда сильнейшем в мире.
— А вы?
— А что я? На дворе 1982 год, расцвет застоя победившего социализма. Даже если бы кому-то об этом заикнулся, были бы неприятные последствия. Это я Вундерлиху в двух словах и объяснил. Хотя, конечно, поиграть в таком клубе было соблазнительно. Как и узнать тот мир изнутри. Но для этого действительно надо было родиться на десяток лет позже.
— Ваш ЗИИ был тоже замечательной командой. Пожалуй, самой демократичной и раскованной в советской высшей лиге. Слышал, у вас был командный совет, который делил деньги.
— В ЗИИ, как и в каждой команде, была штрафная касса. Например, кого-то наказывали за какой-то залет на двести рублей — туда они и шли. У нас был тренерский совет: Семен Полонский и его помощник, начальник команды, Саша Шипенко, Жора Зубков и я. Не уверен, что где-то еще такое было...
Так вот, после тура мы садились, Семен Иваныч доставал блокнот, где были подсчитаны плюсы и минусы каждого в каждой игре. Первая семерка всегда была при деньгах, но в любом случае не находилось игрока, который не получал бы из штрафных денег хотя бы десятку. Полонский — мужик справедливый, он за этим ревностно следил.
К нему ведь как придрались потом? Каким-то ефрейторским образом. Мол, выпивал со спортсменами и так спаивал команду. А он отшучивался: пью с ними, чтобы они пили меньше. Эта фраза стала крылатой.
— А он действительно мог с вами выпить?
— Мог. Причем мог принять и больше других, а утром был, как огурец. Старая школа.
После каждого сезона в конце мая тренер накрывал "поляну". У нас на базе в Хортице росли две развесистые груши. Между ними ставили здоровенный стол, ну и все нужное, включая мангалы.
Так мы подводили итоги. Полонский все делал за свои кровные. Сам готовил плов, кулеш, уху. Старикам дозволялась водка, молодым — только пиво. Это был закон. После второй рюмки никто ни за кем уже не следил, но молодежь свято блюла субординацию. Почему? Так тренер же сказал!
У Евтушенко была на эту тему другая история. После какого-то немецкого турнира он расщедрился: разрешил за ужином по два бокала пива. Бокалы были на столах — на треть литра. И вот поднимается Анпилогов, куда-то уходит и возвращается с громадным бокалом литра на три — где только нашел? И следом официанты несут такие же каждому. Евтушенко вознегодовал, но ему сказали: разрешили по два бокала — держите слово. Разные тренеры — разные подходы. Один карьерист, другой все отдавал команде.
Нас в Запорожье любили. Когда выиграли Кубок ИГФ, то в зал, вмещавший четыре тысячи зрителей, набились все шесть. И столько еще стояли вокруг "Юности".
— Наслышан, как вы заранее сфотографировались с тем трофеем в руках — по просьбе местных журналистов. Они очень хотели дать победный снимок назавтра после матча, но график работы типографии не позволял успеть.
— Была такая история. Газета называлась "Комсомолец Запорожья", и в ней работали мои приятели Толя Пивненко и Саша Кузнецов. Мы на выезде выиграли у шведов семь мячей.
Перед повторной встречей ребята подошли ко мне, хотя знали, что я очень суеверен в таких ситуациях. Никогда не пью за будущее и ничего заранее не праздную. Но они меня упросили. Накануне игры в холле Дворца спорта дали в руки пакет из газет. Сфотографировали с ним, а потом вместо бумаги вклеили в снимок изображение кубка. Рискнули и не прогадали. Коллеги из других изданий были в шоке: как же это им удалось?
Трофей мы взяли 30 апреля. А назавтра вынесли его на первомайскую демонстрацию. Спортивное шествие на них в Запорожье много лет открывал Леонид Жаботинский — наш знаменитый супертяж. Но потом он переехал в Москву, и эту миссию доверили мне. На три или четыре года. Было волнительно — весь город Запорожье на тебя смотрит и гордится.
— Еще один любимец Запорожья – великолепный гандбольный голкипер Александр Шипенко — уже умер...
— Вот не верю в естественную Сашину смерть. Какая-то непонятная история… 54 года — это не время уходить для человека, который не пил и всегда держал себя в форме. Из вредных привычек было только курение. И вдруг сгорел за три дня... Мы дружили, хотя, конечно, и много ругались во время игр. Характеры у обоих такие, что заводились легко.
— Болельщика всегда веселит, когда начинают препираться друг с другом игроки одной команды.
— Ну, это в порядке вещей. Парадоксально другое, чего не могу понять. Мы вместе провели на площадке полжизни, подставлялись, убивались, стояли друг за друга горой. Потом спорт закончился, и все разбежались в разные стороны. А вот боксеры и борцы, которые убивали друг друга на тренировках и соревнованиях, почему-то потом становятся еще ближе.
Помню, как-то в Запорожье дрались с целой толпой — как раз перед нашим вторым финалом Кубка ИГФ, в 85-м. Обыграли в полуфинале испанский "Аликанте". За него тогда выступал югослав Радивой Кривокапич — здоровенный мужик, настоящий атлет.
Жили команды вместе в гостинице "Интурист". После игры официальный банкет в ресторане. Потом еще валютный бар — испанцы пригласили. Затем вышли на улицу, и там Леня Беренштейн повздорил с какой-то пьяной компанией.
Ему дали по физиономии — он ответил. Мы видим такое дело — бегом туда, испанцы следом, им явно понравилось это приключение. Конечно, раскатали тех хулиганов в пыль.
А потом, как водится, приехали три милицейских наряда. Испанцы поначалу начали что-то рассказывать. Но служивые везде одинаковые, принялись их крутить. Гостям это не понравилось, двоих они отоварили, уложили на асфальт. Кривокапич рубанул так, что с чудака фуражка слетела, а следом — передние зубы. Потом иностранцы эвакуировались, мы остались.
В итоге крайним оказался Беренштейн. У "Аликанте" мы выиграли и дома, и потом в гостях. В финале вышли на румын — и Леню не пустили на выезд.
Ну, вот где логика? Перед этим была Испания — ради бога. А в Румынию, социалистическую страну — не позволено! Мы там проиграли пять мячей, а дома выиграли только четыре. Поехал бы Леня с нами, уверен на сто процентов, кубок был бы нашим.
— Кто из ваших партнеров оказался по окончании спортивной карьеры успешнее всех?
— Смотря что подразумевать под успехом. Жора Зубков стал миллионером — заводы-пароходы. Кто-то пропал, кто-то просто живет и неплохо себя чувствует.
— Вы, видимо, из таких...
— Я рано завязал. Потому что очень устал. Два года не то что на игры не ходил, не смотрел спортивных программ. Переключал каналы, если случайно нарывался — такое было отравление спортом.
Но теперь всем в жизни доволен. Посадил дерево, купил дом, родил сына. Прекрасная работа, славная жена. Хотя и грязи всякой вокруг много.
Сразу скажу: никогда не хотел быть клубным тренером. На это у меня табу. Расскажу. Закончил играть и через пару дней пришел на футбол — там в ложе все городское начальство. У меня поинтересовались планами. Мол, есть мнение (тогда было такое выражение, которое, по сути, выражало чей-то партийный наказ), что мне как опытному и заслуженному игроку правильно было бы доверить родной ЗИИ.
И тогда я всему этому партбюро объяснил, что не могу быть главным тренером этой команды. Почему? Я с этими парнями отыграл уйму сезонов, знаю их как облупленных, вплоть до нычек, где они пиво в тайне от Полонского пили. И они меня тоже как облупленного. И вот, предположим, возглавлю я команду и, как нормальный тренер, начну прессовать своих товарищей. А те мне скажут: "Ты, наверное, ошибся адресом. Еще вчера был вместе с нами, а сегодня такой козырный?" И потому игры у нас не будет. А будут ссоры и разборки.
Я тем начальникам свои планы так изложил. Иду заведующим кафедрой в университет — меня уже пригласили. Потом планирую поступить в аспирантуру киевского института физкультуры. Становлюсь кандидатом наук. И тогда, лет через пять, вернемся к этому разговору. Как раз уйдут те, с кем я играл. На том и порешили. Но больше тема не поднималась.
— Но ведь тренерская страница у вас в биографии есть.
— Да, однажды дал слабину. Согласился тренировать сборную. За те пять лет — с 2002-го по 2007-й — мы выдали лучший результат. Два раза были на чемпионатах Европы и один — на чемпионате мира. Могли бы и на Олимпиаду попасть, если бы не наша федерация, в которой хватало нехороших людей.
В группе чемпионата мира 2007 года мы обыграли исландцев в три мяча, потом французы повалили нас под десяток, а затем сами легли под исландцев на "минус восемь". Там была откровенная сдача — ведь французская команда была вдвое сильнее. В итоге мы не попали в следующий раунд, где шел розыгрыш путевок в олимпийскую квалификацию.
— А федерация здесь при чем?
— Ее деятели, вместо того чтобы заниматься политикой и превентивно влиять на ситуацию, просто умыли руки. Я тогда ушел, сказал, что гандбол больше и смотреть не буду. Это уже коммерция. Нет тех идеалов, какие были раньше. Деньги совсем их затмили.
— Мне кажется, люди всегда были одинаковы.
— Может, я идеалист, но что-то святое тогда было. Много нам не платили, мы играли за престиж. Главным было подняться на пьедестал. А потом начались коммерческие турниры, и у людей в головах включились счетчики. Мы вам там проиграем, вы нам столько заплатите, а мы вернем потом. Расчеты, неведомые и сложные для болельщика, но понятные для специалистов.
— Скажите еще, что в чемпионате СССР договорных матчей не было.
— Мы как-то отдали один — каунасскому "Гранитасу". Но только после игры об этом узнали. Семен Иваныч просто взял и отозвал на скамейку основной состав. Зато литовцы потом отдали нам восемь очков в следующем сезоне.
— Один "договорняк" за карьеру — это немного.
— Два. Первый случился в 1975 году на Спартакиаде народов СССР. Завтра игра со сборной России — считай, с краснодарцами. К нам приходят грузины. Приносят два ящика вина и фрукты: "Ребята, вы не могли бы завтра выиграть у россиян?"
Ну не будем же мы им говорить, что именно это и собираемся сделать. Тогда в стране были три основные студенческие команды: запорожская, краснодарская и МАИ. У нас было дерби: кто побеждал, ехал, условно говоря, во Францию, а проигравший — в родную глубинку. Так что мы краснодарцев не из-за вина вынесли, а из спортивного интереса.
— Можем вычеркнуть эпизод из списка "договорняков". Про деньги здесь речи не было.
— Да какие деньги? Такой практики тогда вообще не существовало, все бедные были, жили на окладах. Только те, кто в сборной, чувствовали себя увереннее.
— Сейчас вы профессор и декан в бердянском педагогическом университете. И как вам там?
— Почему-то бытует заблуждение, что Бердянск — это какая-то провинциальная дыра. А есть два украинских курортных города на море — Одесса и наш. Двести тысяч жителей, не так уж и мало для районного центра. Бердянск — город красивый и спокойный.
У нас знаменитая коса — затянута в море на двадцать километров. Изумительное место. Здесь еще лучший в бывшем СССР грязевый санаторий, где лечат суставы. Сам там был, все подтверждаю.
А наш университет считается крупнейшим вузом Северного Приазовья.
В Киев езжу раз-два в месяц. Пройдусь там по театрам — и обратно, подальше от столичной суеты.
— Выходит, вы счастливый человек?
— У каждого свое понятие и представление о счастье. Как-то великий женский тренер Леонид Ратнер — он тоже из Запорожья — сказал мне: "Серега, вот проходил по двору и слышал, как дети играли в Кушнирюка". При тогдашней популярности гандбола в Запорожье это было нормально — футбольную она перекрывала...
Знаю точно, что одна из основных составляющих счастья — это любовь. Когда она есть, то все хорошо.
— Вы всю жизнь с одной женой?
— Нет, с двумя. Спорт дает много хорошего, но многое и забирает. С одной стороны — слава, интервью, уважение. А с другой — постоянные вопросы дочки: "Папа, а когда ты к нам в гости приедешь?" Живешь, по сути, вне семьи, не одной с ней жизнью — на сборах да турнирах. Это нехорошо.
Мы с первой женой разошлись год спустя, как я закончил играть. А потом встретил женщину, которую знал всю жизнь. Она вдруг появилась именно тогда, когда было трудно. Потом и сын родился, когда мне было уже 44 года.
Считаю, все в жизни происходит неспроста, кто-то за нами наблюдает и раздает каждому по заслугам. Хотя я, конечно, всегда считал себя атеистом…
