Во второй части интервью лучшая гандболистка мира-1999 рассказывает о знаковых карьерных достижениях, травмах, дружбе с Ириной Дибировой и жизни по окончании выступлений.
Аушра Фридрикас. Стать 7-кратным победителем Лиги чемпионов, чемпионкой мира и игроком года
— У вас две бронзовые медали топ-турниров в составе сборной Австрии — с чемпионата Европы в 1996-м и с чемпионата мира в 1999-м. Могли поменять их на золотые?
— Да. Например, в Норвегии в 1999-м. А еще мы могли выиграть медаль Олимпиады-2000 в Сиднее. Нам не хватало Римы Шипкус, которая получила травму. Второе — плохая атмосфера. Тогда девять игроков покинули "Хипобанк". И Гуннар Прокоп, который тренировал и клуб, и сборную, был очень зол. Нас морально терроризировали.
— Как-то вы даже сказали: "Когда пыталась смотреть матчи Олимпиады-2000, слезы выступали у меня на глазах".
— Да. Потому что, думаю, теперь кое-где по-другому поступила бы. Против меня вечно защищались персонально. И когда встречались со сборной Венгрии, Гуннар захотел, чтобы мы действовали пять против пяти, а я уходила к центральной линии. Игра "пять на пять" не получалась. Рима говорила: ну, приди ко мне, сыграем "двойную" комбинацию. А я отвечала: я же должна действовать дисциплинированно.
— После объявления независимости Литвы вам ведь наверняка предлагали играть за сборную России.
— Это правда. Предлагали поехать на Олимпиаду в Барселоне в составе объединенной команды. И почти-почти... Это трудно политически. Не хотела, чтобы писали: вот, она опять против Литвы. Хотела спокойствия. Не желала лезть в политику.
Хотя теперь жалею, что не сыграла в Барселоне. Потому что я спортсменка. И должна принимать решения по-спортивному. Для каждого игрока важна Олимпиада. Например, один литовский хоккеист играл в то время за сборную. Я не была морально готова к тому прессу, который меня ожидал.
— У вас сразу семь побед в Лиге чемпионов. Подробности перемешались в голове, или до сих пор отчетливо помните детали каждой?
— Помню. Не забыла даже многие матчи. Первый, второй кубки... Я помню все. Ха, нам дня не хватило бы, чтобы поговорить о каждой победе. В трех первых сезонах мы играли защиту 3-2-1. Просто громили соперников в первом тайме, отрывались на десять мячей и доигрывали. Эта сильная оборона лучше всего и отложилась. Еще помню матчи против хорватской Копривницы в финале, когда мы обидно уступили один мяч. Помню последнюю игру в 2000 году в Скопье. Как мы отдавали сердце и потом грустно сидели на банкете, знали, что вместе уже никогда не будем.
— Таня Логвин рассказывала, что перед тем финалом в 2000-м вас и ее пытались подкупить...
— Да, было дело. Предлагали деньги. У меня даже не было никаких вопросов. Сразу сказала, что не собираюсь этого делать, и больше не разговаривала, не поднимала трубку. Извините, никакими деньгами меня не купишь, если я имею шанс выиграть кубок на всю жизнь.
— При каких обстоятельствах вам вручали приз лучшей гандболистке мира в 1999-м?
— Это было на Олимпийских играх в 2000 году перед первой игрой. Призом были часы, на которых написано, что я игрок мира-1999. Они у меня остались, конечно.
— Чем тот год оказался особенным? Он действительно был лучшим в вашей карьере?
— Да. Стабильность, все, что можно, выиграно... Чувствовала себя на подъеме. Мне было под 33. Возраст Христа. Говорят, это лучший год в жизни.
— После ухода из "Хипо" вы ведь приостановили карьеру в сборной Австрии в знак протеста?
— Я была травмирована. А потом еще выступала — до 2002 года. И тогда уже закончила. Потому что у меня был такой контракт в клубе, что если бы я травмировалась, на время восстановления не получала бы зарплату.
— О травмах. В одном из матчей за норвежский "Беккелагетс" вы болезненно упали на спину и долго неподвижно пролежали на площадке.
— Выпрыгнула в нападении, и меня толкнули в воздухе. Повредила ребра. Не перелом — трещина. Меня увезли в больницу. Было тяжело дышать. Два месяца не могла кашлянуть. Если ты втягиваешь воздух, ребра двигаются, и при таком повреждении это создает болезненные ощущения.
Еще как-то травмировалась на чемпионате мира в Норвегии в 1999 году в матче с хозяйками. Получила мяч от Римы в "контре". Мяч был рискованным, ловила его в прыжке, и, когда опустилась, передо мной уже была защитница. И я порвала губу. Было больно, пошла кровь.
Нас с норвежками "разлучали" три мяча. Если мы побеждали, боролись бы в финале за золото. Если уступали — с румынками за бронзу. После того как мне зашили губу, я вернулась на скамейку. Но Гуннар решил не выпускать меня, посчитал, что будет лучше, если я сыграю в следующем матче. Потому что если бы со мной что-то случилось, в игре за медали я выйти не смогла бы.
— Слышал, что однажды вы провели матч с порванными крестообразными связками. Как это возможно?
— Когда людям не говорят про это, все возможно. Мне прооперировали мениск, но не сделали "связки". Потому что все это случилось за два месяца до чемпионата мира-1995 в Австрии. Если бы перенесла операцию, не смогла бы сыграть в турнире, где проходил отбор на Олимпиаду. Мне зашили ногу и не сказали про связки. Они решили так сделать, потому что моя мускулатура могла держать колено.
Я провела чемпионат, не зная, что у меня порваны крестообразные связки. После этого еще сыграла в чемпионской Лиге. И только в мае в матче против мальчиков при движении почувствовала боль. Поехала в больницу и узнала, что у меня старая травма. Отправилась к Гуннару выяснять, почему они мне этого не сказали. Я и так сыграла бы, если бы мне объяснили, какая ситуация. Они признались, что не информировали меня.
Обиделась ли? Обиделась потому, что, если бы узнала, оперировалась бы сразу после чемпионской Лиги. А они думали, что я проведу сезон без связок, а может, и дальше так буду играть. А тогда с мальчиками я получила травму хряща. А раз у тебя в этом месте нет мениска и хряща, это означает, что в будущем случится артроз. Могла избежать этого.
— Сейчас колено беспокоит?
— В обычной жизни — нет. А бегать я не могу. Если это делаю, два-три дня болит колено, то место, где была операция. Хожу только в "тренажерку" и езжу на велосипеде. А так я здоровый человек.
— Когда играли в Дании в "Слагелсе", вы ведь параллельно работали в туристическом агентстве?
— Да. Это мое желание. Хотела получить образование в той сфере, что меня интересует. Это были последние годы в карьере. Готовилась к ее окончанию. Вот и поставила такой пункт в контракт. Я работала в турагентстве, а потом в администрации клуба. Была ответственной за спонсоров.
Но, вы знаете, моя лучшая работа — в медицинском институте, где я провела семь лет. Приходил, например, человек и говорил: хочу заниматься спортом. Объясняла, какие тесты нужно сделать, к какому доктору пойти. В общем, работа в администрации. Мне нравилось. Нескучно. Люблю работать с людьми. День пробегал так, что не замечала. Я даже записывала диагнозы людей, переводила диктофонную запись в текст.
Наблюдала молодых людей, которые теперь самые знаменитые спортсмены в Австрии. Футболисты, теннисисты, хоккеисты, биатлонисты... Из-за границы приезжали олимпийские призеры в дзюдо. Бывала в диспансере и Ирина Полторацкая.
— С Ириной вы сдружились в "Слагелсе"?
— Полторацкую я знаю еще с тех пор, как она, молодая, играла в сборной России. Мы часто встречались в квалификациях. А подружились в Дании. И до сих пор дружим.
— Вы даже вместе побывали на "финале четырех" мужской Лиги чемпионов.
— Мы встречаемся один-два раза в год. Да, мы были в Кельне, где ее муж выиграл чемпионскую Лигу. Считаю Ирину лучшим центральным игроком той поры, когда мы выступали. Очень хитрая, думающая гандболистка. И при этом всегда такая спокойная. Жаль, что не поиграла с ней больше.
Она очень важный человек для меня. Прислушиваемся друг к другу. Она искренняя, может и строго сказать, и утешить, и поддержать. Я люблю людей, которые говорят в глаза правду.
— В вашем домашнем музее до сих пор хранится трофей Лиги чемпионов, подаренный тренером "Слагелсе" Аней Андерсен?
— Да-да-да. Это реликвия, которой ни у кого нет. Я единственная гандболистка, которая имеет дома Кубок чемпионов. Тренер, клуб, игроки, спонсоры — все были того мнения, что своей карьерой я достойна этого Кубка. Хотели отблагодарить меня за годы в команде.
Несмотря на разницу в возрасте, у нас с Аней были великолепные отношения. Она была ужасно хорошим игроком. При этом темпераментная, а я спокойная. Как тренер может быть "крэйзи". Но как человек — чувствительная, приятная.
Аня всегда говорила, что сожалеет (и я тоже), что она рано закончила спортивную карьеру из-за проблем со здоровьем. И отмечала: против тебя я играла, но если не смогла поиграть с тобой, то хотя бы хочу быть в одной команде в качестве тренера. Желала привлечь меня к клубу.
— Спонсором вашей последней команды — австрийского "Нойштадта" — был McDonalds. Могли питаться там бесплатно?
— Иногда. Как говорится, это не лучшая еда для спортсменов. Запомнилось, что в той команде собрались старые игроки под сорок лет: Рима Шипкус, я, Наташа Русначенко... Один раз даже вышла 50-летняя вратарь. И мы могли играть на одном уровне с молодыми гандболистками "Хипобанка", выступавшими в чемпионской Лиге — бразильянками, румынками...
— Почему решили вернуться в "Хипо" в 39 лет?
— Вы знаете, хотела закончить карьеру в "Хипобанке". Это клуб, где я провела больше всего лет. Таким был мой план.
— Получилось красиво.
— Красиво. Помню, как это было. Середина мая, солнечно, я выхожу из зала и понимаю: это последний день, когда я играла в гандбол.
— Как вас проводил клуб?
— А никак! Ха-ха. Потому что меня заявили еще на следующий сезон, думали, что я буду играть. Но я отказалась. Была в таком возрасте, что уже не могла находиться в этом напряге. Надо быть лучшей, лучшей, лучшей... Устала. По здоровью еще могла. Но психически, морально — все.
— В каком клубе и когда вы превратились из крайней в полусреднюю?
— Начинала я вообще центральным игроком. Но мне очень нравилось на углу. Любила быструю игру. Проблема в том, что в те времена никто не хотел угловых. Теперь да — и линейных покупают, и крайних. А раньше все желали заполучить только полусредних, бросающих. Уехать за границу угловому игроку было очень тяжело.
Я имела такой опыт, вот и переквалифицировалась еще в Испании — выступала только полусредней или центральной. Когда приходила в "Хипобанк", шел разговор, что тоже буду крайней. Но на той позиции играла дочка Гуннара. Кто захочет иметь гандболистку, которая выходит на замену и выглядит лучше? Для Прокопа было невыгодно меня, как говорится, на "банке" держать. Вот и переставили.
— Ваша фраза: "Женскому гандболу нужны более сильные личности и образцы для подражания".
— Система гандбола не изменилась. Но игра стала быстрее. Однако гандболистки не стремятся к персональному развитию, чтобы стать необыкновенными. Как-то все на одном уровне. Не хватает личностей.
— Может, это как раз потому, что скорости стали выше, труднее выделиться?
— Не думаю. В футболе до сих пор есть личности. Жизнь привела к тому, что нет стремления быть необычным человеком. В мужском гандболе личности тоже существуют. А в женском если один игрок хорош в нападении, силен в бросках, то в защите слаб. Нет тех, кто может на площадке все. В мои времена были Лариса Карлова, Наташа Морскова, Аня Андерсен, Трине Халтвик, Бояна Радулович... Они были личностями.
— Но есть игроки, которые вам нравятся?
— Есть, да. Нравится команда Голландии. Ее динамичная, темповая, дисциплинированная игра, великолепные пасы.
— Однако второй такой Аушры в современном гандболе нет?
— Может, еще появится. Не могу сказать, что была такой уж великолепной. Тоже имею свои недостатки.
— Жаль, что в ваше время у звезд были иные финансовые условия, чем сейчас, да и внимания доставалось меньше?
— Да-да. Но это не главное. Я имела свои успехи и была довольна. Теперь я тренер, меня уважают, могу себя проявить в этой роли. Деньги в жизни решают не все. В могилу их с собой, как говорится, не возьмешь. Мы живем в кредит.
— Как-то вы сказали: "Я до сих пор литовка сердцем, но головой — австрийка".
— Это правда. Я родилась в Литве. И что бы ты ни чувствовал, это невозможно у тебя забрать. У меня оно в сердце. А в голове — все понятно. Я австрийка, живу здесь, благодарна стране, мне она нравится. Поэтому так и сказала.
— Что сейчас связывает вас с Литвой?
— Моя мама, которая живет там. И ностальгия. Была дома зимой, следующим летом опять поеду.
— Почему так много литовских гандболистов осели в Австрии?
— Может, потому, что менталитет похож на литовский. Мне нравится сама страна. Она чуть-чуть напоминает мне Литву.
— Вы были замужем за известным футболистом Робертасом Фридрикасом. Это трудно, когда оба супруга — спортсмены, причем в разных видах?
— Вы знаете, я разведена. Уже давно не живу со своим бывшим мужем. Когда оба спортсмены, это очень тяжело. Особенно для мужчины — если женщина в чем-то выше. Для него это было трудно.
— Почему ваш сын Лукас стал футболистом, а не гандболистом, играет в футбольном "Дорнбирне"?
— Ха, потому что он вырос в зале. С шести месяцев возила его с собой. Долго не показывал никакого интереса к гандболу. Говорил: ненавижу эту игру, опять в зал идти! Потом как-то стал играть с детьми во дворе в футбол. Попросил меня записать в клуб.
Но он поздно начал — в девять с половиной лет. Это его выбор. Большинство детей хотят играть в футбол. Это традиционный вид, и в Австрии он тоже очень популярен. Хотя, бывало, он говорил: мама, может, я неправильно сделал, может, нужно было играть в гандбол? В тяжелые моменты вспоминал, что мог стать гандболистом.
— После завершения карьеры вы устроились в компанию, которая занималась недвижимостью?
— Да. И мне не понравилось. Там были молодые люди, которые быстро заработали деньги, не знали, как себя вести. Не пришлись по душе сама атмосфера, поведение этих шефов. Это была такая переходная работа. Ее организовал клуб.
— Примерно в то время вы также возглавляли мужскую команду "Перхтольсдорф" в региональной лиге. Тренировать мужчин — трудная задача для женщины?
— Это легче, чем работать с женщинами, сразу вам скажу. У мужчин нет дискуссий: почему, зачем? Или слова "тяжело". Они относятся к этому по-другому. Не имела никаких проблем с мужчинами. Мы находились на одном уровне — не было разделения, женщина или мужчина.
Намного, намного проще. Они лучше, старательнее работали, быстрее понимали, почему это надо делать. Женщины же закомплексованные. Как говорится: зеркало-зеркало, кто самая красивая? Они воспринимают все персонально. Эта нездоровая конкуренция: почему ей комплимент сделали, а мне — нет?
— В Австрии вы участвовали в гандбольном проекте-2020. Но уже известно, что в Токио сборной не будет. Что пошло не так?
— Дело в менталитете игроков. Очень тяжело удержать молодых гандболисток. Скажу грубо: из тысячи, может, одна выходит на высокий уровень. Девушки идут учиться, знакомятся с мальчиками и прекращают занятия гандболом. Вся система жизни женщин другая. Есть граница, до которой они готовы себя испробовать. Австрия — очень специфическая страна. Девушки привыкли, что они все имеют. Хорошая социальная жизнь. Женщины очень быстро заканчивают с гандболом.
— Нынешняя работа главным тренером "Дорнбирна" вам по душе?
— Очень люблю работу тренера. Меня всю жизнь вел гандбол. И в этом виде вижу интеллигентную, красивую игру. Но с женщинами очень тяжело работать. Девочки как мимозы — вот это слово обо всем и говорит.
— В годы карьеры вы сражались за победу во всех турнирах, сейчас же решаете более прозаичные задачи. Насколько это тяжело?
— Очень тяжело. Потому что вижу, какой потенциал имеют мои девочки. Но из-за нехватки концентрации, дисциплины или нежелания себя напрягать им приходится трудно. Я не люблю проигрывать. Каждый день очень важен для твоего развития. То, что ты недоработал на тренировке, ты не сможешь показать в матче.
Мне кажется, молодые игроки теперь все такие. Им ни за что не надо бороться — все перенимают у родителей. И мы сами виноваты в том, какими сделали своих детей. Они не уважают те возможности, которые им даются. И мне очень трудно понять теперешнюю психику молодых людей. Хотят иметь все и ничего для этого не делать. Идти легким путем — а это невозможно.
— Вы рассказывали, что из крупных клубов тренерский контракт вам когда-то предлагал "Виборг". А кто еще?
— Пока все. Но я с удовольствием потренировала бы команду из лиги выше, игроков, которые хотят чего-то в жизни достичь. Это моя следующая цель. Если появится такая возможность, на этот раз я не откажусь.
— Правда, что вы пишете стихи?
— Писала. Теперь уже нет. Времени не хватает. Они были на литовском и немецком языках. О чем? О чувствах, мыслях. Могла написать про дерево так, как будто у него человеческая жизнь. Опубликовать? У-у, никогда в жизни. Это только для меня. Вы что, нет-нет-нет. Это хобби.
— О чем мечтаете в жизни?
— Вы знаете, быть хорошим человеком. Иногда получала комплименты после того, как закончила выступать: мол, ты хороший игрок и человек. И это для меня важно — быть той, какая я. Оставаться честной, не стесняться выражать свои чувства. Без лжи, натурально. Не хочу играть хорошего человека.
А самая большая цель... Мне немного осталось в спорте — хочу еще проявить себя в нем. Быть хорошим тренером, дать игрокам то, чего я сама добилась, получить удовольствие от того, что мои воспитанники выступают на высоком уровне, выигрывают чемпионскую Лигу, попадают в сборные. Хочу заявить о себе на работе.
Но если бы вы меня спросили, изменила бы я что-то в жизни и карьере, сказала бы: нет. Повторила бы все. Единственное, сделала бы по-другому на Олимпийских играх 2000 года. Постаралась бы сыграть иначе. Мечтаю, что когда-нибудь, может, добьюсь чего-то на Олимпиаде уже как тренер.
Фото: Gepa, APA/HERBERT P. OCZERET, oehb.at, vn.at, laola1.at, Scanpix, epaper.vn.at, Nils Meilvang, Brian Rasmussen, Thorkild Amdi, из личного архива Аушры Фридрикас.
