Насколько необычной получилась игровая карьера Алексея Французова, настолько своеобразна его жизнь после спорта. Большое интервью с человеком, которому есть что рассказать.
В интервью с такими людьми можно обходиться даже без вопросов. Чрезвычайно интересна уже одна только биография, изложенная самим героем в хронологической последовательности и в подробностях.
Челябинский "Полет" и выход в финал Кубка ЕГФ... Немецкий "Бад-Швартау", испанские "Сьюдад-Реаль" и "Бидасоа"... Победный чемпионат мира-1993 и Олимпиада в Атланте, на которых левому полусреднему, правда, так и не довелось сыграть... Работа в перевоспитательном центре в испанском Альхесирасе... И многое-многое другое.
— Для бывшего гандболиста у вас необычная работа. Как она появилась в вашей жизни?
— Почему необычная? Она связана с воспитательным, тренировочным процессом, только подопечные — подростки, которые переступили черту закона. Нужно перевоспитать их и вернуть обществу полноценных граждан. А появилась все ввиду серьезной травмы. Понимал, что не получится играть так долго, как хотелось бы. Одним из условий прихода в клуб из Альхесираса, в котором я, скажем так, доигрывал, было то, что мне подыщут работу. В мае исполнится шестнадцать лет, как я на этом месте.
— Тренировки проводите на территории тюрьмы?
— Тюрьма — громко сказано. Это перевоспитательный центр. Чтобы вы представляли, там находится около ста подростков. И государство выделяет в год на их содержание сумму, сопоставимую с бюджетом клуба Лиги чемпионов. Работников гораздо больше, чем самих подростков. Психологи, учителя, соцработники, повара — только воспитателей около восьмидесяти. Ребята ночуют в центре, выходные проводят с семьями. Есть культурная программа — походы в кино и так далее. В центре несколько административных зданий с кабинетами, бассейн, спортивные площадки, сад, огород...
— Гандбол своим ученикам даете?
— Да. Команда из Альхесираса даже приходила к нам в центр, устраивала показательный матч. Но, конечно, в Испании спорт номер один — это футбол.
Гандбольный "Альхесирас" в свое время пробился в Лигу ASOBAL, я тоже в этом поучаствовал. Когда приехал, команда была в четвертом дивизионе. И постепенно прогрессировала. В один из сезонов она сыграла вничью со "Сьюдад-Реалем". Правда, я в элитном дивизионе уже не выступал: здоровье не позволяло.
— За какие именно проступки подростки попадают в ваш центр?
— В основном это дети из неполноценных семей и семей с малым достатком. Где-то у отца не совсем правильный образ жизни, где-то дает о себе знать безработица — в этой части Испании она около тридцати процентов. Обычные подростки, которые волею судьбы оказываются на улице. Кого-то она ведет по тропинке к воровству, кого-то — к драке, кого-то — к другим приключениям. В нашем центре с ними проводится работа, дается образование. Они проходят по ступенькам, за которые можно зацепиться и начать путь во взрослую жизнь. В основном речь о мелких правонарушениях. Хотя иногда к нам попадают, к примеру, за драку с более тяжелыми последствиями. Или за контрабанду наркотиков.
— Наркотиков?
— Да. Наш регион в Испании как раз славится этим в плохом смысле. Здесь очень большой трафик наркотиков. Полицейские участки со всей страны присылают на помощь своих сотрудников. Потому что местная полиция просто не справляется. Все дело в расположении зоны. Через Гибралтарский пролив, Марокко идет большой поток, как его здесь называют, "шоколада". Это спрессованная конопля. И отсюда она расползается по всей Европе. Здесь очень сильна эта наркомафия.
— С трудными подростками трудно работать?
— Ха, непросто-непросто. К каждому нужен индивидуальный подход. Кто-то спокойный, кто-то более агрессивный — для того и существует психология, чтобы объяснить человеку, перевоспитать его.
Когда только приходил, для меня стало большим сюрпризом, что такое вообще существует. Потому что в России подобных подростков ставят на учет или закрывают в большой комнате скопом, и выживает, скажем так, сильнейший. А здесь столько методов, столько вложений.
— Воспитанники идут потом дальше по спортивной части?
— Не могу сказать. Но многие берутся за ум, заводят семьи, находят хорошую работу. К сожалению, не со всеми это происходит. Но, как говорится, человеку был предоставлен широкий спектр возможностей, чтобы как-то изменить жизнь. Если он не хочет, насильно сделать это невозможно.
— Многие потом попадают в тюрьмы?
— Есть какая-то доля подростков, родители которых, скажем так, уже за забором. Мы, конечно, делаем все возможное, чтобы человек не повторил траекторию родителей, но понимаем, что иногда это просто нереально. Если у тебя мама, папа, братья в тюрьме, то и для парня это будет как дом родной. Если не побывает там, он станет изгоем. Бывает и такое.
— За 16 лет на такой работе наверняка произошло много интересного.
— Недавно встретил бывшего подопечного. Один из первых моих выпусков. Странно было видеть. Потому что отчетливо помню его подростком. А сейчас это уже такой полысевший мужчина с семьей. Говорю: надеюсь, твои дети ко мне не попадут. Посмеялись. А буквально на днях разговаривал с одним мальчиком. Спросил, сколько лет работаю. Оказалось, ему пятнадцать. Отвечаю: представляешь, ты не родился, а я здесь уже был.
— Серьезные конфликты с участием подростков и воспитателей случались?
— Страшилку хотите услышать? Был случай. Один подросток напал на воспитателя. Произошел взрыв агрессии. Даже побил коллегу. Но мы вовремя подоспели, растащили. Естественно, за это правонарушение он поедет в более серьезное место, где контроль жестче. Какие-то риски все-таки существуют и в нашей работе.
— На двухметрового экс-гандболиста вряд ли кто-то полезет...
— Ха, здесь еще дважды подумают, стоит ли.
— Почему ваша должность — не учитель физкультуры, а воспитатель? Параллельно занимаетесь чем-то еще?
— Еще преподаю историю. Плюс мы с ребятами вместе проводим свободное время, во что-то играем, обедаем.
— Почему именно история?
— Предложили, я сказал: давайте попробуем. Какие проблемы? Единственное, у них история, пусть и правдивая, но немножко на свой лад. Скажем, про нападение Наполеона на Россию в учебнике один абзац. Мол, пришел, замерз и проиграл. Приходится что-то от себя добавлять. Уровень обучения не назвал бы слишком глубоким. Так что с моим университетским образованием не составляет труда изучить методичку и раскрыть тему.
— Давайте перейдем к гандболу. В "Полете", где вы начинали, было много краснодарцев. Им приходилось сложнее, чем вам, коренным челябинцам?
— В какой-то мере, думаю, да. В отрыве от дома всегда сложнее. Но в команде была хорошая атмосфера. Не проводили различий. Был разве что такой спортивный азарт. Иногда играли в футбол на разминке — краснодарцы против местных. Но это, наоборот, подстегивало расти. Что у нас, мне кажется, получалось. Все-таки наша молодая команда играла в финале Кубка ЕГФ. Там, к сожалению, уступили "Гранольерсу". Эта команда была зубром испанского гандбола, в ней выступали Вуйович, Атавин... О Челябинске до сих пор самые приятные воспоминания, он у меня в сердце. А остались в Испании в основном из-за дочери. Не хотелось вырывать ее из той среды, где она прожила много лет.
— Насколько реально было все-таки обыграть "Гранольерс" и взять титул?
— Поверьте, шансы были до последних секунд. Можно сказать, не повезло. В том плане, что второй матч проходил в Испании. Если бы проводили его дома, думаю, могла бы сложиться другая картина. В Испании судьи, которых я знал по выступлениям за сборную, потом говорили: Алексей, ты проиграл два мяча дома, ты же не думал приехать и победить при десяти тысячах испанских фанатов? Вот такой был намек. Хотя к арбитрам не было совершенно никаких претензий.
— Из "Полета" вы уехали в Германию — в "Бад-Швартау". Почему именно туда?
— Менеджер, который тогда работал с русскими игроками, был немцем. Это Вольфганг Гютшоф. Посреди сезона поступило это предложение. Конечно, планировал еще какое-то время поиграть в Челябинске. Но, к сожалению, неудачное выступление сборной на Олимпиаде в Атланте не позволило найти средства, чтобы я мог продолжить карьеру в "Полете". Имелись определенные договоренности, но клуб не смог их выполнить. Пришлось искать альтернативу. Первый заграничный опыт получился довольно удачным.
— "Бад-Швартау" выступал во втором дивизионе. В первую бундеслигу тогда было не пробиться из-за лимита не легионеров?
— Дело скорее в скоропалительности. Приехал в Германию и не знал, в каком клубе буду играть. Несколько дней жил у Вольфганга. Потом стали подыскивать команду. Был вариант и с первой бундеслигой. Но иностранцы, которые начали сезон не очень хорошо, сыграли матчи своей жизни. Клуб не захотел подписывать новичков. Хотя, как потом рассказывал Вольфганг, если бы подождал неделю, мог бы перейти.
В Германии попал в клуб, где играл Дмитрий Карлов — замечательный разыгрывающий, выступавший за СКИФ. Мы неплохо сыгрались и вышли в "финал четырех" Кубка Германии, выбив несколько грандов первой бундеслиги, в том числе команду Димы Торгованова. К сожалению, большего совершить не удалось.
— Почему не задержались в "Бад-Швартау"?
— Доиграл там сезон. На фоне неудачного "финала четырех" и ушел. Плюс не нашел общего языка с югославским тренером. Карлов предупреждал: если он тебе улыбается, это не значит, что на самом деле испытывает положительные эмоции. Приведу два примера.
Перед первой тренировкой тренер с улыбкой приглашает меня в сауну. Объясню, что перед занятием это не делается. Понимаю, что человек или непрофессионал, или провокатор. В баню я, конечно, не пошел.
Второй случай. Перед "финалом четырех" он оставляет меня на дозаявку. То есть даже не заявляет в основной состав. Вместо меня вводит левшу из Польши, который до этого не провел ни одной игры. Конечно, когда тебя потом выпускают за пятнадцать минут до конца, как говорят, спасать Россию, просто нет времени, чтобы войти в игру. А следом еще и обвиняют во всех смертных грехах. Даже если бы предложили остаться, очень долго думал бы. Кстати, в "Бад-Швартау" тогда выступал левша Пьер Торссон, много лет игравший за сборную Швеции, с которой неустанно билась команда России.
— В испанский "Сьюдад-Реаль" вам помог попасть тот же менеджер?
— Нет. Мне помог тот самый выездной матч против "Гранольерса" в еврокубках. Президент "Сьюдад-Реаля" видел его вживую. Тогда меня и заметил. Андрей Тюменцев, который одно время тоже был менеджером, нашел мне этот вариант. Когда я позвонил Вольфгангу, он не поверил, что в Испании кто-то может предложить такой контракт. Условия были хорошими.
— В Сьюдад-Реале вы сдружились с Сергеем Бебешко?
— Да. Мне повезло опять попасть в клуб с великолепным разыгрывающим с постсоветского пространства. Это всегда облегчает игру полусреднему. При мне "Сьюдад-Реаль" впервые вышел в еврокубки. Команда в те времена была середнячком Лиги ASOBAL.
Нам попался понимающий тренер. Он интересовался нашим видением атаки. Больше скажу, буквально через три года в Мадриде он был нашим преподавателем на тренерских курсах. И дал нам с Сергеем если не всю атакующую тактику, которую мы пытались до него донести, то часть. Но делал это очень вежливо, уважительно.
Вспоминается еще один случай. Когда за секунду до конца последнего матча забросили мяч, который вывел нас в еврокубки, наш администратор упал на площадку с приступом. Хорошо, скорая подоспела вовремя и все закончилось благополучно.
— В "Бидасоа" вы перешли, потому что там предложили лучше условия?
— И поэтому тоже. К тому же "Бидасоа" был обладателем Кубка чемпионов. Считал, что это шаг вперед. Я тогда был очень амбициозен и потолка для себя не видел.
Здесь началось самое интересное. Меня сразу подписали, а уже потом провели медосмотр. На нем, как потом выяснилось, всплыла проблема. Артроз правой головки бедра. Меня старались меньше использовать в игре, при этом ничего не объяснив.
Курьезная ситуация: многие игроки из других команд знали о моей проблеме, а я — нет. Друзья думали, что я лукавлю и не говорю истинную причину. Но в конце сезона мне сказали, что лучше поменять профессию, играть на высоком уровне уже не получится. Это, конечно, стало для меня шоком.
— Почему в клубе долго не хотели рассказывать о проблеме?
— Не знаю. Может, думали, что я могу повернуть ситуацию в свою сторону, сделать так, чтобы клуб выступил страховщиком. Работодатель по идее отвечает за производственную травму. На снимках было видно, что скоро ситуация достигнет точки невозврата.
Но болезнь такая, что я чувствовал себя прекрасно, бегал-прыгал. Поэтому и продолжил карьеру — уже на более низком уровне, чтобы перестроиться на другой лад. Или как говорят в Испании, найти свою жизнь.
Мне было 28. Собрал вещи и поехал домой. Но осенью позвонил менеджер и сказал, что нашел команду в Германии — в третьем или четвертом дивизионе, час езды от Франкфурта-на-Майне. Спросил у него: ты объяснил, что я в состоянии играть, но спустя какое-то время могут возникнуть проблемы? Мол, тогда я спокойно уеду, ни на что не претендуя. Он говорит: в Германии так нельзя. Ты можешь играть? — Могу. — Ну все, поехали.
Приезжаю, значит, в эту команду, все замечательно, опять попадается русский игрок — Сергей Покуркин, замечательный парень, такой человек-скала. Мы удачно играем в предсезонке, я забрасываю, защищаюсь...
Но люди-то все умные. Они посмотрели: как же так, игрок из высшей испанской лиги приезжает в третью-четвертую Германии... Естественно, находят артроз, разрывают контракт.
Я тогда проживал в частном доме одного из спонсоров. Объяснил ему ситуацию. Тот разругался со всеми учредителями, забрал свои деньги и ушел из клуба. Потом пытался меня найти, помочь, но гордость не позволяла принять ту помощь.
— Что было дальше? Вы покинули клуб — опять надо устраивать будущее.
— Приехал в Испанию за вещами. И случайно встретил своего тренера из "Сьюдад-Реаля". Обрисовал ситуацию. Не проходит и дня, как мне звонят из "Энкантады" и предлагают приехать. Президент клуба оказался врачом, хирургом. Сразу к нему в госпиталь, делаю снимок. Тот говорит: да-а, серьезная проблема...
Я предложил: смотрите, если выполняю все условия, вас устраивает мой гандбол, вы мне даете зарплату. Если видите, что не готов физически или морально — вы мне мягко намекаете, и я уезжаю домой. Ему этот вариант показался замечательным. Мы пожали руки.
Клуб тогда играл во втором дивизионе и боролся за выход в элиту. После двух кругов половина команд играла в плей-офф за выход в ASOBAL, а вторая боролась за выживание. Я приехал опять же посреди сезона. У клуба к тому времени накопилось много поражений от слабых команд. Хотя с сильными мы играли хорошо. Буквально очка не хватило, чтобы попасть в первую шестерку. Горячие испанские болельщики ругались. Но ко мне претензий не возникало.
На следующий год там уже не было проекта под сильнейшую лигу. Подписываю контракт еще на год — и здесь у клуба начинаются проблемы. В ноябре мне заявили, что чуть ли не до марта спонсирование прекращается.
Спасибо Бебешко. С его легкой руки я оказался в "Альхесирасе". Он тогда уже был играющим тренером, хорошо знал испанскую кухню. Там я поиграл еще четыре сезона. Когда команда попала в высшую лигу, травма уже дала о себе знать.
Тренировал детей всех возрастов, играл во второй команде. Кстати, в колледже вместе со мной с детьми работал Валеро Ривера-младший, выступавший тогда в "Альхесирасе". Немного побыл я и играющим тренером команды, которая располагалась в деревушке неподалеку. В общем, пришлось побороться.
— Продолжать карьеру при такой травме наверняка было риском для здоровья. Не видели иного выхода?
— Такое повреждение. Мне сразу объяснили. Рано или поздно это все равно закончилось бы протезированием. Если играю — немножко ускоряю этот процесс.
Разговаривал со многими врачами, даже ездил к одному из докторов "Барселоны". Мне сказали, что играть в такой ситуации — это, конечно, не очень хорошо. Но в замене сустава нет ничего страшного. И сильно игра на здоровье не повлияет. Решил терпеть до последнего.
— Сустав в итоге поменяли?
— Да. Семь лет назад. Сейчас все просто замечательно. Играть уже ни к чему. А в быту проблем нет. Последние годы перед операцией боли были довольно сильные, прихрамывал, пил обезболивающие. Но, говоря языком детских писателей, пришили новую ножку — и он побежал по дорожке.
— Замена сустава — процедура дорогостоящая.
— Когда в Испании начался кризис, там пытались сделать больше платных госпиталей. Но здравоохранение все еще находится на гособеспечении. То есть мне это не стоило вообще ничего. Испания — страна, которая на подобном не экономит. И протез мне поставили один из самых передовых на то время.
— Почему вообще возник артроз? Может, из-за высоких нагрузок еще в челябинские времена?
— Возможно. А возможно, дело в строении тела. Причин может быть десяток. Знаю четырех человек из того "Полета", которые поменяли по суставу. А двое — так и по два. Это профессиональная болезнь гандболистов.
— Правда, что в свое время у вас был самый сильный бросок в Лиге ASOBAL?
— Как-то участвовал в таком шоу на матче всех звезд. По-моему, даже выиграл его. Там нужно было не только сильно бросить, но и переиграть вратаря. У Маттео Гарральды плюха тоже была будь здоров. Но он не забросил. Еще в конкурсе, помню, участвовал Деметрио Лосано. Скорость полета мяча у меня была больше ста километров в час.
— В 1990-м вас дисквалифицировали на полгода за нарушение режима. Как все было?
— Банальная, глупая ситуация. С молодежной сборной СССР поехали в Италию, выиграли турнир. Решили отметить. Как говорится, доотмечался. Праздновали все, а наказали тех, кто больше всех провинился.
Тогда шла борьба за чистоту спорта. Были дисквалифицированы и несколько игроков первой сборной. Это стало хорошим уроком. Раз и навсегда запомнил, что можно, а чего нельзя. К сожалению, пропустил молодежный чемпионат мира.
— Вы были в составе сборной России на победном чемпионате мира в 1993-м и Олимпиаде в Атланте в 1996-м. Но так, кажется, и не провели ни одного матча.
— К сожалению. Уже сам факт попадания в ту сборную, где что ни имя — то легенда, был авансом, стимулом продолжать совершенствоваться. Когда звезды закончили выступления за сборную, я уже тоже был вне игры.
Раньше заявлять на матч можно было только 12 человек. А команда состояла из 14-15. Гандбол — такой вид спорта, в котором всякое может случиться. К счастью, не случилось, и основные игроки смогли победно закончить чемпионат в Швеции. Но в Атланте, увы, была совсем другая история.
— Каково это — сидеть на трибунах и видеть друзей на площадке?
— Когда поехали на "мир", я был еще совсем пацан, 21 год. Попасть на такой турнир вроде бы означало добиться большого успеха. Но я этого не чувствовал. Было странное, непередаваемое ощущение. Словно ты посторонний на этом празднике. От выигрыша любого матча в составе "Полета" ощущение радости было намного больше, чем от победы команды на чемпионате мира. Но я трезво оценивал ситуацию.
— Сейчас, спустя время, ценен уже сам факт попадания в состав?
— Может быть. Подростки, с которыми работаю, узнают по своим каналам, что я чемпион мира. Я спокойно к этому отношусь. Говорю: это было давно и неправда. Это одно из знаковых событий, но жить прошлым тоже неправильно. Есть другие ценности. Надо развиваться, стремиться к чему-то новому.
— Вы помогаете Роману Абраменко тренировать сборную Ирландии. Как вам этот опыт?
— Своеобразный. Как мы понимаем, это не топ-сборная. Стоят совсем другие задачи. Если ты привык побеждать, пусть не всегда, но с какой-то периодичностью, то там некрупный проигрыш — уже успех, промежуточная точка.
Не так давно ездили на первую фазу отбора чемпионата Европы. Даже на таком уровне игроки выходят и сражаются. Поразил класс некоторых гандболистов. Скажу, что сборная России не может похвастаться таким левшой-полусредним, как наш парень, который играет во второй датской лиге.
— Слышал, вы любите рисовать. Как появилось это увлечение?
— В нашем центре много всяких кружков. И как-то захотел показать подопечным на личном примере. Плюс у нас есть профессионалы, которые учились рисованию, дают советы.
Расскажу курьезный случай. Недавно написал небольшую картину. И ребята сказали, что я вру, что я раньше был не гандболистом, а художником. Сейчас у меня в пределах десяти рисунков, картинами их не назовешь. Это занятие, которое очень расслабляет. И время летит незаметно. Получаю удовольствие. Но это любительство.
— Альхесирас находится в 50 км от Африки. Бывали там?
— Больше скажу, через Гибралтарский пролив всего 12. В Касабланке даже играли турнир с "Альхесирасом". Встречались со сборными Туниса и Марокко. Я тогда был травмирован, отправился поддержать команду. Поездка запомнилась тяжелым пищевым отравлением...
Еще выбирались с семьей, друзьями. В Танжер. Конечно, путешествие небезопасное. Только сошли с парома, как ко мне подошли люди и спросили, сколько денег я хочу за свою дочь.
— Ого!
— Я сразу так напрягся. Крепко обнял ее с одной стороны, мой друг, который ростом с меня, стал с другой. И таким образом мы провели в том городе несколько часов. Не сбегать же сразу, если уж приехали. Видно, к тем людям раньше обращались с подобными предложениями.
Фото: личный архив Алексея Французова.
