Звездным часом нашего героя стал золотой триумф сборной СССР на Играх-1976 в Монреале. Та олимпийская попытка была уже второй в карьере могучего линейного из Запорожья.
В 1972 году Александру Резанову довелось стать причастным к дебюту на Олимпиадах ручного мяча в зальной версии "7 на 7". Тогда, в Мюнхене, советская сборная осталась, увы, без наград…
У Александра Геннадьевича крепкая память и богатая на события судьба. Свежеиспеченный пенсионер перебирает в памяти ее страницы в неспешной телефонной беседе, которую ведет из трехкомнатной запорожской квартиры, полученной за ту самую монреальскую победу.
— Как понимаю, гандбола в вашей жизни могло и не быть, не случись переезда вашей семьи в Запорожье.
— Вполне возможно. Мой отец был пограничником на Сахалине, а мама работала в комсомоле. После демобилизации отца они переехали в Запорожье, где жили мамины родители. Мне было тогда четыре года.
В пятом классе записался в школьную баскетбольную секцию. А через год мы всем двором пошли в детско-юношескую школу. Как раз под набор. В нашей компании был, кстати, и Коля Томин — будущий вратарь нашей чемпионской монреальской команды.
Однажды школьный учитель физкультуры попросил нашу баскетбольную компанию постоять за честь школы в первенстве района по гандболу. Он здраво рассудил, что и с этой разновидностью игры с мячом мы справимся. Но мы справились заодно и с ребятами из детско-юношеской гандбольной школы ЗТР.
После того матча тренер соперников Ефим Иванович Полонский сказал нам: "Ребята, у вас все отлично получается. Давайте к нам на тренировки!"
Согласились все. Кроме меня. Но Ефим Иванович, отдам ему должное, потом специально меня разыскал, чтобы уговорить. Его аргументация была такой: "Баскетболом ты занимаешься три раза в неделю, давай добавим еще три гандбольные тренировки. Походи, посмотри. Надеюсь, тебе понравится. Заодно, тренируясь каждый день, быстрее станешь классным спортсменом".
Меня этот вариант заинтересовал. Но потом пришло и время принимать решение, и в выпускном классе я крепко задумался. Все-таки в гандболе перспективы открывались куда более интересные. К тому времени у меня в нем кое-что уже получалось, раз сразу после школы позвали в МАИ.
Как раз тогда заканчивал играть и начинал тренерскую деятельность другой Полонский — Семен Иванович. Наша группа перешла к нему от старшего брата. Семен Иванович начал с того, что пошел в металлургический институт и заинтересовал тамошних профессоров перспективой создания серьезной команды. Вопрос решился положительно, и все мы дружно поступили в ЗМетИ.
Вскоре выиграли чемпионат Украины среди вузов и пробились в первую лигу чемпионата СССР. Через год преуспели уже в турнире за выход в высшую. Дебют среди сильнейших клубов страны в 1969 году вышел отличным — шестое место. В 1971-м взяли серебро, а в 1972-м — бронзу.
— В те годы на союзной арене безраздельно властвовал МАИ. Что же вы туда так и не перешли? Ведь звали.
— Кстати, в столичном институте мне гарантировали поступление. Поэтому мама склонялась к моему туда отъезду. Но Полонский пришел к нам домой, долго беседовал с родителями, после чего отец сказал: "Саша, решай сам". И я выбрал Запорожье. А МАИ пригласил тогда линейным Альберта Оганезова из Баку.
В металлургическом институте я проучился восемь лет. Начинал на факультете цветных металлов, а потом ректор предложил перейти на третий курс факультета черных металлов. Все это время параллельно с выступлениями за команду мастеров играл за институт на студенческих турнирах.
— Ходили на занятия? Сдавали экзамены?
— В этом плане поблажек не знал. Практика у нас была на заводе, там я защищался как будущий инженер — и поверьте, вполне достойно. Пришлось бы работать на производстве, чужого хлеба не ел бы.
Однако после получения первого высшего образования я сразу же нацелился на второе — в педагогическом институте на факультете физической культуры. Все-таки хотел стать тренером, а не инженером.
— Вы прямо как Юрий Климов. Он тоже учился в МАИ всерьез.
— В Москве из гандболистов такими были только он да Георгий Лебедев, ставший потом доктором наук. А остальные, поверьте, учились несерьезно, как и полагалось нормальным советским спортсменам.
— Откуда же эта серьезность у вас? Воспитание?
— Только не думайте, что родители не разрешали мне ни шага в сторону. Да, учился старательно. Но находил время и на развлечения.
Вот история. Раньше вино на запорожских улицах разливали из бочек. Причем их оставляли там на ночь без всякой охраны, потому как проникнуть в запертый люк было невозможно.
Однажды нас впечатлил какой-то мексиканский фильм. Все герои там были могучими молодцами и почему-то постоянно пили вино. Мы спроецировали ситуацию на себя и решили так: этот напиток благотворно влияет на мышечную массу. Дело было за малым — добыть сверло. Дырку в бочке проделали с энтузиазмом. Ну а дальше — кто сколько смог…
Сколько смог я, не запомнил. Но у встретившей меня дома мамы округлились глаза. Мой организм ни с чем подобным прежде не сталкивался — меня долго выворачивало наизнанку. Потом получил полагавшееся от родителей и помню ту историю всю жизнь. Конечно, приходилось часто бывать в компаниях. Но на рекорды больше не заходил — меру знал.
— Выглядеть сильным и могучим — желание каждого советского юноши, занимавшегося спортом.
— Отец моего друга Вити Горбачева отвечал за развитие спорта на заводе "Запорожсталь". Поэтому дома у Витьки в достатке были гири и гантели. Мы ворочали эти грузы на балконе до тех пор, пока не отнимались руки.
Тогда это называлось "качаться". Вспоминаю времена молодости и думаю: откуда брался тот энтузиазм? Занимался двумя игровыми видами и при этом искал дополнительные нагрузки. Смотрелся после тренировок в зеркало и думал: "Нет, до Власова и Жаботинского все еще далеко". Но кое-какую силенку этими гирями нагнал.
Правда, в сборную СССР меня позвали, думаю, прежде всего из-за роста. Был первокурсником, когда тогдашний главный тренер запорожского ЗАСа Анатолий Артемович Музыкантов взял меня на тур чемпионата СССР в Баку. Не линейным, а чистым защитником. В линии играл тогда Валерий Зеленов — мой безусловный запорожский кумир.
Сыграл я неплохо. В союзной прессе даже вышла статья с заголовком "В гандболе появился Гулливер". Во мне было тогда 196 сантиметров, и я оказался самым высоким игроком высшей лиги. Даже Климов был немного ниже.
Ну и началось. На чемпионате мира 1970 года сборная СССР сыграла неудачно, и было принято решение команду омолодить. Так я там и оказался. Хорошо помню день, когда впервые надел шерстяной костюм с гербом Советского Союза.
Стоял перед зеркалом в невероятной гордости. Страна так огромна, а я, Саша Резанов, удостоился права защищать ее честь. Пришивал на спину фетровые буквы СССР и представлял, какими глазами будут смотреть на меня земляки. Ведь еще недавно обладатели этих голубых нарядов казались мне непохожими на простых смертных.
В тех костюмах мы щеголяли даже в Монреале — это уже после победы, в 1978-м, нас одел "Адидас". Со мной много кто хотел тогда поменяться, но я на сделку не шел. Это выглядело как предательство родины. А костюм тот, первый и самый дорогой, со временем побила моль. Нет на этом свете ничего вечного…
— Спортивная экипировка в СССР высоко ценилась…
— Помню, по приезде на турниры "Заря Востока" в Тбилиси нас уже поджидали в холле гостиницы. Грузины расхватывали не только экипировку, но и все, что мы привозили из-за рубежа. Буквально за день.
Помню, наш разыгрывающий Леня Беренштейн получил машину в Запорожье. Так грузинские покупатели нагрянули прямо туда! Это были мои давние тбилисские друзья.
Если у тебя в Тбилиси были друзья, то это означало, что к отбою ты там наверняка будешь опаздывать. Помню, на туре чемпионата страны мы однажды так опаздывали сразу вчетвером: со мной были Серега Кушнирюк, Саня Сокол и командный доктор. А при входе в гостиницу нас бдительно поджидал Полонский.
Немая сцена. "Ну что с вами делать? Идите спать…" Семен Иванович был тренером умным и никаких собраний по подобным поводам не устраивал. Он понимал, что назавтра в игре мы грехи отмолим.
Из Тбилиси мы всегда уезжали с коллекциями грузинских вин и грузом фруктов. Как-то раз сдали билеты на самолет и поехали с Кушнирюком домой на машине приятеля, который за нами заехал. Путешествие по Военно-Грузинской дороге пролегало через родовые села друзей и дома их родственников. Горы, застолья, хурма, мандарины…
А какой базар был в Тбилиси! Сейчас там такого уже нет. Только про это можно половину интервью вспоминать.
— Эх, вкусно у вас получается! Денег на тбилисские дефициты хватало?
— Надо сказать, что ректор ЗМетИ Юрий Михайлович Потебня тогда очень увлекся гандболом. Наш вуз был поначалу филиалом Днепропетровского металлургического института. Но на форме у нас красовалась надпись ЗМетИ.
Однажды в союзном министерстве у Потебни поинтересовались нашей командой. Тот не растерялся, сказал, что и команда у нас отличная, и филиал давно способен стать самостоятельным вузом. Министру эта идея понравилась, и в 1976 году мы стали носителями гандбольного бренда ЗИИ — Запорожского индустриального института.
А зарплаты наши росли поступательно. В самом начале Полонский мотивировал нас так: "Если обыграем киевский "Буревестник", то нам дадут на питание по два рубля в день". 24 тренировочных дня по паре рублей — довольно заманчиво для молодых запорожских парубков. Потому киевлян мы, конечно, обыграли.
Кроме того, Потебня устроил нас лаборантами на кафедры. А это еще 75 рублей в месяц. Вкупе с талонами — считай, зарплата инженера.
А когда мы стали шестыми в СССР, нас поставили на ставки в клубе. Трое, в том числе я как капитан команды, получали по 180. К этому добавлялась стипендия члена сборной страны. Вначале она была 250 рублей, а потом 300.
В сборной, кстати, я адаптировался легко — там уже были запорожцы Валерий Зеленов, вратарь Валентин Цапенко. Они подсказывали, вводили в курс дел.
— Думаю, дела там были непростыми: сборную тренировали Борис Акбашев и Анатолий Евтушенко, которых трудно было назвать друзьями.
— С Евтушенко тяжело было всем. Когда из армейского лагеря вторым в сборную пришел Юрий Предеха, там тесного единства тоже не наблюдалось. Помню, на сборе в Одессе за три дня до его окончания Евтушенко засобирался домой и сказал Предехе: "Ты здесь останься. А у меня в Москве дела". Каково же было наше удивление, когда назавтра Предеха маневр демонстративно повторил: "Мне, ребята, надо в Москву. А вы и сами знаете, как надо тренироваться". И тоже улетел.
Помню, во время турне по Германии к Евтушенко приехал какой-то друг. И вот спускаются во двор гостиницы трое: он с этим немцем и Предеха. И вдруг Анатолий Николаевич поднимает голову: "Ах, елки, свет в номере выключить забыли. Юра, поднимись!"
Пауза. Мы не выдержали, хохотнули. Юра метнул на нас испепеляющий взгляд и пошел исполнять просьбу шефа. Евтушенко не упускал возможности напомнить, кто в сборной главный.
В той же Германии после игры он порой разрешал игрокам по бокалу пива. Женя Чернышев как-то протянул руку к бокалу и наткнулся на упреждающий жест армейского босса Предехи: мол, на игроков ЦСКА эта радость не распространяется. Но надо знать Чернышева. Он громко переспросил: "Анатолий Николаевич, так нам по бокалу можно?" — "Женя, я же русским языком сказал: можно!" Женя торжествующе перевел взгляд на Предеху: "Главный разрешил!"
— Владимир Максимов, вспоминая о мюнхенской Олимпиаде, говорил что некоторые сборники возвращались с походов по магазинам буквально к отъезду на матчи.
— Может, речь шла о ком-то из старожилов. Но не о молодых. Мы с Мишей Ищенко безвылазно сидели в деревне, хотя она находилась прямо в городе, и магазины начинались сразу за воротами.
Уровень нашего тогдашнего мироощущения был таков, что мы, отправляясь за границу, на продажу ничего не брали. И потому привозили домой лишь журналы — их можно было бесплатно взять в отеле.
— Молодую плеяду сборной отличал высокий уровень моральной устойчивости.
— Тому была причина. Начало 70-х ознаменовалось целой серией ЧП на таможне с участием советских спортсменов. У фехтовальщиков находили в саблях золотые цепочки, у баскетболистов изъяли промышленную партию болоньевых плащей и уйму радиотехники.
До этого спортсменов на границе практически не проверяли. А те случаи дали основание тогдашнему министру спорта Сергею Павлову объявить, что прежняя вольница закончилась. Поэтому мы были осторожны.
Потом, правда, все стали смелее. А наших ветеранов вообще ничто не могло испугать.
— Перед Олимпиадой-72 вам ставили какую-то задачу?
— Задача была такой: выступить хорошо. Конкретного места не указывали. Но мы и сами знали, что способны на многое. Главным фаворитом считалась сборная Югославии, а мы вполне были способны стать вторыми.
Но на втором этапе потерпели неожиданное поражение от чехов. Неожиданное потому, что до этого проблем во встречах с ними мы не имели. А предыдущий матч на турнире в Швеции выиграли с перевесом в десять мячей.
В день, на который был назначен матч, Олимпиада оказалась приостановлена из-за трагического теракта с захватом в олимпийской деревне израильских спортсменов. Возможно, мы перегорели из-за той отсрочки.
Первый тайм против чехословацкой команды вышел ничейным — 7:7. А в начале второго мы не реализовали два подряд семиметровых. Соперники вскоре вырвались вперед. А мы рухнули. Что ни бросок, то неудача: штанга, вратарь, мимо. Судьба словно наказывала нас за недооценку оппонентов.
Вспомнилось, как Толя Шевченко размышлял, где в комнате он повесит награду: "Чехословакию пройдем. В финале "югам", конечно, проиграем. Но ведь серебряная олимпийская медаль тоже ничего…"
В матче за золото югославы наших обидчиков раскатали в первом тайме на семь мячей, а второй просто доигрывали для зрителей. Но нам от этого было не легче.
Накануне мы насмерть бились с западными немцами за пятое место и, к неудовольствию местной публики, выиграли 17:16. Бегали и думали: "Настройся мы так на чехов, тех с площадки просто унесли бы…"
Какие-то очки в командный зачет мы добавили, и то польза. Не знаю, что сказали о нашем выступлении наверху, но мы себя чувствовали довольно паршиво. Вот даже и не помню, что говорил тогда Евтушенко. Хорошо запомнились только его монреальские речи после проигрыша югославам.
— Так там и сюжет завязался круче.
— Дело в том, что к Олимпиаде-76 мы стали совсем другими. В два года перед Монреалем, кажется, вообще никому не проигрывали. Ладно, почти никому — с румынами случалось. Но на Игры за океан летели с вполне конкретной установкой — только золото!
Скажу, что и готовились мы куда более качественно. Евтушенко стремился всячески разнообразить учебно-тренировочный процесс. Однажды пригласил в команду то ли психолога, то ли гипнотизера. В то время эта практика набирала популярность. И Анатолий Николаевич не был бы собой, если бы не захотел увидеть такого специалиста в деле.
— Ну и как?
— Специалист продержался ровно один сбор. Провел единственную аутогенную тренировку. Но его воздействию поддался лишь Предеха, послушно погрузившийся в сон.
Популярному танцевальному ансамблю "Березка" миссия удалась куда лучше. Никто не был против концерта, потому как в жизнь вносилось разнообразие, да и девчонки там танцевали стройные и красивые — отчего же не посмотреть?
После концерта зашли за кулисы, и наш тренер вдохновенно подвел итог: "Теперь будем дружить! Мы на вас будем любоваться. А вы — за нас болеть". В этом плане он молодец. Даже сегодня далеко не все имеют представление о гандболе, а тогда — тем более. Мы потом встречались с ансамблем раза три-четыре.
Вообще для любого вида спорта очень важно быть признанным на международном уровне. Скажем, до 1976 года и нашей победы на Олимпиаде туры чемпионата СССР проходили при скромной зрительской аудитории. Ни с баскетболом, ни с волейболом, ни с хоккеем было не сравнить. А вот после триумфа в Монреале все как-то враз изменилось: и зрители пошли, и внимание прессы стало совсем другим. А главное — открылись новые отделения в детско-юношеских спортивных школах.
— Из рассказов других ветеранов узнал, что крайними после поражения от югославов на старте монреальского турнира Евтушенко объявил Владимира Максимова и Александра Анпилогова.
— Нет, крайних тренер тогда не искал. Но он остался верен себе и пригласил на собрание председателя Спорткомитета России Валентина Алехина. Произнес перед гостем проникновенную речь, а в конце даже упал на колени и расплакался. Алехин от такого поворота оцепенел, не знал, что и делать.
А Евтушенко бил себя в грудь и кричал, что мы все равно победим: "Вот увидите: мы обыграем западных немцев, а те — югославов!" Признаться, в его расчете был резон. Дело в том, что сборную ФРГ тренировал Владо Штенцель, который в Мюнхене привел к золоту югославскую команду и, соответственно, прекрасно знал всех ее игроков…
Часть 2. Александр Резанов: "Тот плакат в казарме бундесвера нам очень не понравился…"
