Вы ведь еще не забыли, что мы обещали вам продолжение интервью с одним из лучших российских тренеров в женском гандболе? Вторая часть — о заграничном этапе его интересной карьеры.
— Наталья Цыганкова уехала в "Будучност" на год раньше вас. Она как-то поспособствовала тому, что вы тоже там оказались?
— Может быть. Но и я поспособствовал, чтобы она туда поехала. Потому что у меня в Ростове были три очень хорошие левые крайние: помимо Наташи, еще Наталья Гончарова и Лариса Киселева. Цыганковой уже хотелось уехать. А те девочки сидели у меня на скамейке. Не грех было ее отпустить и посодействовать. А там уже она разговаривала с руководителями в Подгорице. И люди стали приезжать ко мне. Скорее всего, так взаимно и получилось.
— Война в Югославии как-то вас затронула?
— Затронула, да. Мы видели все. Грохот, стрельба... Не было хлеба, молока.
Страх? Он был. В Подгорице размещался военный аэродром. Самолеты летали на Дубровник. Еще сложнее было, когда мы отправлялись играть в Боснию, в Тузлу. По одной улице ходят демонстрации, а по другой мы едем на матч. Отыграли, быстро в автобус — и утекать оттуда. В Тузле тогда взорвали рынок, и кто именно, непонятно. Кстати, в этом городе мне довелось и поработать.
Когда приезжали в боснийскую Сребреницу, на нас тоже смотрели неприветливо. Там тогда случился, как они говорят, масакр — порезали мусульман. Там не понравилось. Но прямой опасности для меня не было.
А в Подгорице не повезло. У нас была такая сильная команда! Таня Шалимова поехала на Олимпиаду в Барселону. Вернулась с бронзой и говорит: Александр Палыч, если бы мы своей командой там играли, отодрали бы всех, вычесали бы в одну калитку. Шалимова в воротах, Наташа Цыганкова на краю, Наташа Гуськова (Анисимова) в центре, Таня Ераминок, Людмила Шевченко в линии... По сути, сборная СССР. Чемпионат Югославии мы щелкали как семечки. Но начались война, санкции...
Вскоре после приезда в Подгорицу меня пригласили в Норвегию, в Тронхейм. Но ведь со мной в "Будучност" прибыли пять игроков. Говорю: как я людей брошу? Привез сюда, а сам уеду? Директор отвечает: ну, сразу ты, а потом будем думать... А я: нет, так не могу.
В перерыве между "Будучностью" и "Кометалом" поработал еще в "Вождоваце" из Белграда. В финале до четырех побед всегда играли с Подгорицей — и уступали в седьмых матчах.
А когда стало очень тяжело, жена с детьми уехали в Москву. А я остался один в Скопье. Самое сложное время. В Македонии тоже стреляли и бомбили. Летали самолеты, их заправляли прямо над головой. Албанцы подняли мятеж против македонцев. Но стреляли вдали — в десяти-пятнадцати километрах.
А потом руководители "Кометала" начали вмешиваться в дела команды. Там, где все идет хорошо, всем кажется, что это так легко... Мол, а что здесь особого, мы можем сами. Специфика зарубежных клубов в том, что директор говорит: а почему ты этого игрока не ставишь? Она должна больше играть. Спонсор спрашивает: а почему вот та выходила мало? Но вам надо, чтобы команда выигрывала или чтобы определенные гандболистки играли? Садитесь на скамейку и руководите сами.
Поэтому, например, я и не пошел в "Хипобанк". Там работал такой босс Гуннар Прокоп. Шалимова все меня звала. Говорю: нет, Таня, я не могу с людьми, которые вмешиваются в работу, делают игрокам замечания. Или я — все, или кто-то другой. Я максималист. И тренер по всему. ОФП никогда не доверял никому. С вратарями тоже всегда работал сам. С защитой, нападением...
У меня был хороший помощник — Игорь Еськов. Советовались, все делали сообща. Но для основной работы никогда никого не привлекал со стороны. Сумел сделать — это твое. Ошибся — тоже. Никого не винил, все брал на себя. И, может, многим это не нравилось. Слишком самостоятельный. Но не жалею ни о чем.
— Почему в Лиге чемпионов победным для "Кометала" стал именно сезон-2001/02?
— Потому что команда не делается за год. Надо сыграться, поставить тактику. Чтобы выступать на таком уровне, нужно уметь защищаться и 6-0, и 5-1, и со смещением, и 4-2, и персонально. Попробуй выучи все это за год. Точно так же надо понять, как играть в нападении против 6-0, 5-1, 4-2. Как остановить контратаку, развить ее. Это очень тяжело. А когда у тренера нет времени и доверия и он думает, что если проиграет, его уберут, здесь уж не до фундаментальной работы.
Но работать надо — по три-четыре раза в день. Македонки очень удивлялись: как это — четыре раза?! А вот так. Ты приехала на сборы — например, в горы. И что еще там делать? Тренироваться два часа утром и два вечером? А в остальное время — лежать в кровати, есть апельсины и пирожные, пить кофе и курить сигареты? При четырех занятиях в день гандболистки потом бегут, могут выдержать темп, выполнить то, что требуешь в игре. Травм нет — все растянуто, прокачено. А когда баловство, хиханьки-хаханьки…
Хороших тренеров не любят. Они всегда звери. Тренер должен быть жестким. Понятно, почему не любят: подъем в шесть, полседьмого — и пошло-поехало.
— В Македонии бурно праздновали победу в Лиге чемпионов?
— В тот год в стране выбирали президента. Так партия спонсора и директора клуба легко выиграла выборы. У меня есть кассета. После победы в финале на улице было море людей. Представляете, Кубок европейских чемпионов в Македонии…
Зальчик у нас был небольшой. Так в городе показывали финал на огромных экранах. Все признают, что команда, выиграв Кубок чемпионов, способствовала победе партии на выборах.
— Вы ведь немного поработали и в сборной Македонии?
— Да. С ней мы обыграли сборную России на чемпионате Европы в 1998 году в Нидерландах. Заняли тогда восьмое место — для Македонии это стало праздником. Еськов как раз работал в "Источнике", на базе которого формировалась национальная команда. Но в сборной Македонии я пробыл только сезон.
— Доводилось слышать, что за границей вы несколько изменили свои тренерские методы — стали меньше кричать на игроков и больше позволять.
— Позволять — никому не позволял. Расскажу случай. Балканцы везде курят. В том числе на ужине в ресторане. Говорю: вы что? Идите, если хотите, к себе в комнаты. Но чтобы за столом я не видел ни одного курящего. В Белграде ходил по кафе, вылавливал девочек. Поймаю, проведу беседу. Говорю: наказывать не буду, но давайте договоримся. Отвечают: да-да-да, Саша.
Не то чтобы поменял принципы… Но прежней жестскости позволить не мог. Дома я был хозяином. Расписывал премии, устанавливал наказания. Я был всем. Надо мной директор спортивного клуба — и больше никого. Мог сказать жестко. Хотя оскорблять — не оскорблял.
На Балканах у руководства есть любимицы. Одна из них может поужинать с директором, пожаловаться, и тренер легко убирается. Приходилось сглаживать углы, разговаривать хотя бы на полтона ниже. Наказывать в разумных пределах, например, давать лишние тренировки. Как говорили: Саша стал демократичнее.
Еще пример. Пригласили меня в Ростов. Отправляемся на первые сборы в Ставропольский край. Автобус отходит в семь утра. Прихожу — нет звезд: Ирины Куприяной, Нелли Сагитовой... А время — семь. Говорю водителю: заводи — и поехали. А он: ка-а-ак? Звезд же нет. Надо подождать. Нет, поехали. В автобусе все: шу-шу-шу…
Прибываем, размещаемся. Через пару часов приезжают на такси остальные. И сразу стало ясно, что дисциплина здесь на первом месте. И ни опозданий, ни пререканий. А за границей я такого не смог бы сделать. Ты что?
— Спустя время вы ведь вернулись в "Будучност"…
— Не знаю, счастливый я или, наоборот, несчастливый тренер. Но в Ростове команда в завале, шестое-седьмое места — давай, Панов, приезжай. В "Будучности" тоже игроков нет, результатов нет — давай, Панов, приезжай.
Но там же чуть что не так… Для спонсоров, директоров тренеры ничего не значат. Игроки ценятся гораздо больше. Не понравился тренер, собрались три-четыре гандболистки — сплавили и убрали.
— Слышал, что во второй раз вы ушли из клуба из-за проблем со здоровьем…
— Нет-нет. Мало проработал потому, что в Македонии и Черногории очень сложно это делать. Люди договоры не выполняют. Никаких прав. В первый приход полностью не выплатили обещанное. Команда уже должна возвращаться для подготовки к новому сезону, а я еще не получил годовую зарплату. Не хотят отдавать — и все. Имея на руках двух детей, летом на протяжении 53 дней ходил к руководству домой со словами: где моя зарплата? И тогда черногорские болельщики говорят: Саш, нам тебя просто жалко, на тебе деньги, а мы с него истребуем.
А потом директор и спонсоры поменялись. Давай, мол, Саша опять. И я поехал. Но говорю: ребят, так, как было, я больше не хочу. Выплачиваете мне зарплату за первые полгода — и я работаю. Потом за вторые — и я продолжаю. В первое полугодие все хорошо. Но наступает время выплаты второй части — и денег не дают. День, два, три, десять. Говорят: Саша, потом. Отвечаю: я знаю эту ситуацию, все, ребят, до свидания. Не люблю, когда надо мной издеваются. Хитрость, уловки… Игрокам ведь все выплачивают. Ну, непорядочные люди. Балканы.
— В "Будучности" вашим помощником был Драган Аджич?
— Да. А к тому же я тренировал девочек, которые сейчас там играют. В частности, Йованку Радичевич. Она была хорошим, трудолюбивым дитем. Из бедной семьи. Жила в тридцати километрах от Подгорицы. На тренировки ездила на рейсовом автобусе. Говорю: ребята, хотя бы дорогу ей оплатите. Мне отвечают: ой, она еще малая. А я: она малая сейчас, а через два-три года это будет игрок. Чтобы пробить ей деньги на автобус, надо было ссориться.
У меня была очень хорошая детская группа, из которой вышли звезды мирового гандбола. В ней играли также Соня Баряктарович и Анджела Булатович, которые позже выступали в "Ростове", а еще Милена Раичевич (Кнежевич).
А Аджич ездил со мной, записывал все тренировки — детские, взрослые. У меня как было? Четыре занятия в день. А что делать в чужом городе? Только работать и работать, чтобы со скуки не сдохнуть.
— Предлагали ли вам когда-нибудь стать тренером сборной СССР или России?
— Нет. Таких предложений не было. Всегда я был в опале.
— Из-за чего эта опала возникла?
— Это отношения между руководителями и мной. Почему-то они не складывались. Не знаю. С Александром Кожуховым всегда были хорошие отношения. Но при нем работал Игорь Турчин, и вопрос о том, чтобы его снять, вообще не стоял. Потом я уехал за границу. Фаворитом стал Александр Тарасиков.
Знаете, в России очень большое значение имеют личные отношения. К сожалению, впереди всего не деловые качества. Если ты с кем-то расходишься во мнении, тебя записывают в черный список. Больше расставляют препятствия, чем помогают. Может, это моя тенденциозная оценка. Но поддержка была, только когда работал Кожухов. На уровне республики больше ее не ощущал. Чтобы Панов стал еще и тренером сборной — это был бы уже перебор.
— Почему в середине "нулевых" вы решили завязать с тренерской деятельностью? Вам было около 60 — еще работать и работать.
— Потому что переключился на теннис. Стал активно помогать своим детям. Они уже были в том возрасте, когда встал вопрос участия в турнирах "Большого шлема". Теннис — игра, в которой большое значение имеют родители. Поездки, затраты… А я был еще и как тренер. Это основная причина.
Предложения были. Приглашают в Ростов — а у меня билет на "US Open". Еще в Краснодар звали. Но я был настолько сильно завязан на теннисе, что эти варианты не вызвали у меня энтузиазма. К тому же знал отношения в российском гандболе — опять война, борьба с ветряными мельницами, мышиная возня, дрязги, сплетни. Это меня не привлекало.
Решил посвятить себя детям, семье. И не жалею. Получилось довольно удачно. Саша, например, в прошлом году стала победительницей Кубка Кремля. В одиночном разряде одно время стояла 70-й в мировом рейтинге. В парном — 40-й. В теннисе это очень хороший результат.
Другая моя дочь Оля была тренером Саши, я — тренером по ОФП. Ездили втроем. Но ее уговорили: мол, надо в академию — прорываться дальше. Залили в уши. Мы отошли в сторону, отдали в Германию, во Францию. Результаты постояли, а потом постепенно стали снижаться. Пошли травмы. Я-то своего ребенка знал досконально. Сейчас у Саши медицинский отпуск.
— Рассматривали ли возможность набрать детей, как в начале карьеры, и поработать в свое удовольствие?
— Знаете, Наташа Анисимова, директор краснодарской ДЮСШ, предлагала: давайте, Александр Палыч, помогите, молодым тренерам надо учиться. Но куда мне сейчас? Чтобы что-то делать хорошо, нужна мотивация. А чтобы воспитать игроков, надо пахать и пахать. А просто ходить на работу, отбывать номер и проводить мастер-классы — это не для меня. К тому же я живу в Геленджике. Там условий нет. И отделение гандбола никому не нужно.
И потом — годы уже не те. Чтобы научить игрока, нужно как минимум пять-шесть лет. А мне, слава богу, уже семьдесят пятый идет. Как дождаться? Очень сложно. Другое дело, что можно было бы быть консультантом в каком-нибудь клубе. Столкнулась, например, команда с определенной защитой и не знает, как ее преодолеть. Или не понимает, как организовать свою.
К сожалению, отношения в России, которые вытекают из тех дальних советских времен, до сих пор существуют. Как и негласное руководство гандболом. Кто-то лоялен, кто-то — нет. Кто-то приходится ко двору, кто-то — нет. Очень много хороших тренеров и селекционеров без дела. А работают люди, которые кивают головой — "да-да-да" — и ни в какие конфликты не вступают. То поколение, которое боролось за себя, за свои идеи, отошло или отходит. Не та атмосфера, чтобы кто-то был заинтересован использовать знания других.
Раньше упоминать Панова было табу. Ни в одной газете, ни в одной передаче про меня ничего не было. Все видные тренеры нашего поколения ощущали несправедливое отношение к себе. Левон Акопян, Александр Тарасиков...
Раньше не было никаких условий, но были игроки — мировые звезды. Сейчас в Ростове, Краснодаре, Волгограде условия отличные, а таких воспитанников нет. Не знаю, то ли от руководства идет инерция, то ли дело в подборе людей — не работяг, а рабов, которые подчиняются во всем. Давно для себя решил, что это уже никому не нужно, и занялся теннисом.
— Осталась ли обида на Владимира Максимова, с которым у вас были напряженные отношения?
— Была, конечно, несправедливость. Но что мы — дети, чтобы обижаться? Обиды забыты. "Здрасьте", "до свидания". Это длится очень давно. Из Ростова, как уже говорил, уехал в том числе потому, что там стали создавать вторую команду. Но ведь без его ведома это не делалось. Повторю, чувствую несправедливое отношение к себе в российском гандболе — вот и все. В советском гандболе было больше уважения. Просили помочь, провести семинары, выступить с лекциями по той же защите. Кожухов давал задание: готовь на семинар упражнения по такой-то, такой-то системе обороны.
Мои команды всегда отличались игрой в защите. Сейчас удивляюсь, как можно за один тайм забрасывать 25-26 голов и проигрывать матч. У нас такого не было. Что это за гандбол такой? Касается и сборной, и клубов. У нас было задание — пропустить не больше 20 мячей. 21 — уже катастрофа.
— Чем вам еще не нравится современный гандбол?
— По результатам как он может не нравиться? По игре, возможно, раньше команды были сильнее. Стало много беготни, индивидуальных действий. У игроков меньше мозгов. Больше похоже на "бей-беги". По мне, это не концепция. Какую команду ни возьми — только носятся, в защите не играют.
Причем от начала до конца одна оборона. Но можно же взять раз поменять, другой. Весь матч проигрывают — и стоят 6-0. Тренер должен мыслить. Не вижу, чтобы кто-то предпринимал действия по смене ритма, чтобы игра была поиском результата. Только вратаря ставят в поле — а кроме этого, ничего нового. Все игроки сами себе создают ситуации. А в нашем гандболе команда готовила шансы для края, линейной, полусредних. Коллективный, умный гандбол.
А еще не нравится, что много приземлений. В финальной игре с Краснодаром в чемпионате Советского Союза у нас отобрали восемь чистых голов с контратак якобы из-за приземлений. И мы проиграли. Еще когда я выступал, если наступаешь раньше времени в зону, гол никогда не засчитывали. А сейчас это сплошь и рядом.
— А какие плюсы видите? Чем нынешний гандбол выгодно отличается от прежнего?
— Я этого не вижу. Вроде у нас и олимпийские чемпионки есть. Но раньше были такие игроки, как Юлия Сафина, Наташа Анисимова, Наташа Морскова, Лариса Карлова, Сигита Стречень, — на них можно было ходить. Мощь, ум... А сейчас все бросают с сопротивлением, в борьбе. Каждый сам за себя.
— А как же Вяхирева? Неужели она не была бы звездой в СССР?
— Трудно сказать. Ее место — край, но не задняя линия. Мне кажется, в те времена и при тех тренерах ее полусредней наверняка никто не поставил бы. Была только одна венгерка, маленькая разыгрывающая, они чем-то похожи. Но, по мне, Вяхирева — классическая крайняя. А она играет сзади, и очень успешно, противник позволяет. В российском и европейском гандболе сегодня никто не может с ней справиться. Неправильно защищаются. Однако в моем понимании полусредняя должна не только работать в обыгрыше, но и забрасывать с восьми-девяти метров.
Это не мое дело, но, к слову, я не поддерживаю иностранных тренеров в российском гандболе. Посчитайте, сколько у нас олимпийских чемпионов среди мужчин. Кто-то да мог бы нормально вести работу. И у женщин многие могли бы тренировать. Неужели Россия так обмелела на специалистов? Не верю.
— В мужской сборной пробовались олимпийские чемпионы Дмитрий Торгованов, Эдуард Кокшаров — без результата.
— Правильно. Не должно быть так, чтобы олимпийский чемпион закончил и его сразу поставили главным тренером. Надо поработать в клубе, получить навыки, понять суть игры. Надо лет пять-шесть, а то и десять протереть задом эту скамейку. Чтобы почувствовать, когда, например, делать замену.
Вот возьмем недавний финал женского Кубка России. ЦСКА ведет несколько мячей. Македонка Ристовска выбегает один на один, бросает с подкруткой и не забрасывает. И сразу все в обратную сторону раскрутилось. Один такой психологический момент ломает все. Это надо чувствовать. Какое баловство?! Концовка первого тайма, а она показывает технику вращения мяча.
В наше время такого не было, извините! С мясом, с вратарем, с воротами заносили мяч. Я два раза ломал пальцы из-за столкновения с голкипером. Нос ломал. Потому что надо забросить. Или смерть — или гол. А эти выкрутасы, финтики…
Тому же Торгованову надо еще поработать, постараться с клубом прорваться в финалы в Европе, в России Максимова обыграть. Так не бывает: хоп — и ты стал тренером. А где другие олимпионики, чем занимаются? Не хотят работать, что ли? Чтобы стать тренером, надо попахать прилично, с утра до вечера быть в зале. А сливки собирать все любят.
— Почему по окончании тренерской карьеры решили вернуться в Геленджик?
— Геленджик — это мой дом родной. У меня здесь родители похоронены, здесь я вырос. Больше и негде жить. Мне нравится. Можно спортом заниматься круглый год. Море, воздух, хорошая набережная для поездок на велосипеде. На расстоянии пятисот метров тренажерные площадки. В горах можно гулять. Сестра у меня возрастная — 87 лет. Жизнь свои проблемы выставляет. Но желания переезжать нет. Все устраивает.
Дети, внуки приезжают, купаются, загорают. Во время карантина три месяца были здесь все вместе. Редко видимся, а из-за коронавируса все съехались и жили одной большой семьей. Сбылась мечта.
— Слышал, в Геленджике у вас своя небольшая гостиница...
— Это не гостиница. Частный дом с гостевыми комнатами. Летом приезжают родственники, друзья, другие желающие. Статуса гостиницы нет. И форму бизнеса это не носит. Живем в свое удовольствие. Не заморачиваемся на заработке. Все у нас есть. Дети очень самодостаточные. Свои сад и огород — хурма, инжир, виноград, вишня, черешня, сливы, помидоры, огурцы. Экопродукты. Море вообще в ста метрах. Причем чистое благодаря фильтрам. Купаешься утром, вокруг тебя дельфины плавают.
Обычная пенсионная жизнь, невыдающиеся дни. Во время Олимпиады и чемпионата мира по футболу помогали местному музею, создавали спортивные витрины. Увлечения — велосипед, плавание, зарядка. Годы идут, здоровье не то, приходится поддерживать. Это основное занятие.
— Восхищаюсь вами. В 74 года вести такой активный образ жизни — это здорово.
— Видите, в Геленджике больше особо нечем заняться. Появились сердечные проблемы, мерцательная аритмия — нужно компенсировать. Спорт необходим обязательно. В Геленджике много людей такого возраста и старше бегают по утрам, занимаются скандинавской ходьбой, на тренажерах. Зимой бассейны забиты. Это отрадно.
Здесь мы построили два дома, второй — дочки. Она ездит по турнирам, а стройкой кто руководит? Отец, мать. А это длится три-четыре года. Такое вот хобби. А то может показаться: Панов только на велосипеде ездит. Есть куда растратить оставшуюся энергию.
Геленджик развивается быстрыми темпами. Я ведь здесь уже 65 лет. И все на моих глазах. Город стал неузнаваем. Строят яхт-клубы, гольф-клуб мирового значения. Появляются яхты, которые раньше встречались только на Лазурном берегу. Когда мы были пацанами, говорили: такая бухта красивая, вот бы кто взялся, сделал. Взялись, делают. Считаю, не хуже европейских курортов. Жена моя постоянно говорит: мы живем в раю.
Чувство несправедливости есть. Но, знаете, со временем проходит все, забывается. А так порядок. Роли бабушки и дедушки нам подходят, любим внуков.
На 70-летие ко мне приехали и невинномысская команда, и ростовская, и краснодарки. Даже московский "Луч" собирался: мол, Александр Палыч, у нас автобус, палатки, казаны. Но не доехали. Дай бог, отпразднуем и 75 лет. Всех люблю, уважаю, вспоминаю с хорошей стороны. Никаких конфликтов не помню — все безоблачно и отлично.
Фото: из архива Александра Панова, Натальи Цыганковой, Сергея Челышева, schooltennis.ru.
