В далеком советском прошлом ее чудный родной город пользовался особой любовью у всевозможных детей лейтенанта Шмидта. Впрочем, и сегодня белорусский Бобруйск по-прежнему в топе узнаваемости. О нем, как правило, вспоминают с томной улыбкой на устах: бывал, участвовал, знавал...
Хотя теплый прием в любой точке света гандболистке Карине Ежиковойобеспечивает не столько бобруйская прописка, сколько ее невероятно компанейский характер.
Карина успела поиграть за сборные России и Беларуси. А давеча отправилась пополнять легионерский опыт в самую популярную страну этого футбольного лета — Хорватию, заключив контракт со знаменитой "Подравкой" из Копривницы.
— Говорят, в детстве ты была настолько неординарна, что тренировалась исключительно с мальчиками.
— С мальчиками — ладно. Видел бы ты наш бобруйский зал! Он был настолько узким, что места на площадке хватало только разыгрывающему, полусредним и линейному. Крайние подпирали стенки. Вот попробуй найти щели в атаке, когда защитники стоят плечо в плечо. Хотя Макс Баранов находил — потому и играет сейчас в Бресте, за БГК.
— Ты ведь тоже не затерялась. Как тебя вообще в ту компанию занесло?
— Росла в спортивной семье. А мамина сестра Марина Братенкова вообще долго защищала ворота сборной Беларуси. Поэтому вопрос о выборе вида не стоял. Только вот девочек в гандбольной секции практически не было, и тренироваться можно было только с мальчишками.
Вспоминаю те времена и думаю, что если когда-нибудь стану тренером, то работать буду именно с парнями. С ними проще. А тогда соперничество с мальчишками было для меня стимулом. Не хотела казаться слабой, старалась не плакать, когда нельзя. Теперь понимаю, что моя близость их тоже мотивировала: не оплошать, не опозориться.
Наш тренер Анатолий Николаевич Фильков умело извлекал из этого педагогический эффект. Если я убирала кого-то финтом, зал оглашался его торжествующим криком: "Повидло! Лопух! Тебя девочка обыгрывает!" Для ребят это было самым ужасным. Поэтому никто из них спуску мне не давал.
Кстати, до гандбола занималась и большим теннисом. Совершено не умела проигрывать. Была, если одним словом, размазней. А два года гандбольных тренировок с ребятами мой характер закалили. И я уже ничего не боялась.
— Потому и рванула в Москву?
— В пятнадцать лет, по маминой инициативе. Ей не нравилась система обучения в минском училище олимпийского резерва. На турнире в Гомеле она поговорила с тренерами московского "Луча", и меня пригласили на просмотр. Знакомство с Москвой началось с того, что я осторожно зашла на станцию метро, подошла к большой схеме и спросила у первого проходившего мимо, что это такое.
У меня с детства топографический кретинизм. Плюс ко всему я белорусский валенок. Людям верю, по сторонам не смотрю, сумку к груди не прижимаю. Поэтому кошелек у меня воровали два раза. В Москве жила отдельно от девчат, прямо в зале. Там же и кормилась.
Играла за столицу в чемпионате России — впервые не в составе мужской команды. Удивлялась, что, оказывается, на соревнованиях их может быть так много, да еще и женских.
Потом познакомилась с тренером российской "молодежки" Вячеславом Владимировичем Кириленко. Уехала к нему в Волгоград — с условием, что смогу оформить там российское гражданство. Логика по тем временам была простой: у россиянок шансов пробиться на любой чемпионат куда больше, чем у белорусок.
— А вот подошли бы к тебе, Карина, немцы. У них этих шансов не меньше...
— Ну, сейчас я того решения не приняла бы. Довольна, что вернулась в белорусскую сборную, и дальше буду играть только за нее. Хотя тогда была юной, и все казалось простым и закономерным: у наших стран большая общая история, схожи языки и ментальность.
В России я быстро обзавелась множеством подруг. Когда девочки побеждали в Рио, болела за них — просто огонь. Мне кое-кто даже говорил: "Слушай, ты могла бы тоже быть в этой команде". Приходилось отвечать, что мы постараемся когда-нибудь попасть на Игры и белорусской сборной.
— С российской "молодежкой" ты выиграла в 2009 году бронзу на чемпионате Европы в Венгрии...
— Как раз тогда врачи и сообщили, что у меня нелады с сердцем. Думаю, дали о себе знать перегрузки. Играла за сборные и клуб, отдыха просто не было. А в то время как раз случилась трагедия с хоккеистом Черепановым, и поэтому врачи не хотели брать на себя никакой ответственности за мой допуск. Короче, никто не впрягся за Карину, у нее нашли и тахикардию, и аритмию, и еще бог весть что. У моей бабушки здоровье тогда было крепче внучкиного...
— Что было дальше?
— Повесила кроссовки на гвоздь. Думала, что навсегда. Пошла доучиваться в волгоградском университете на менеджера-экономиста. Ну и заодно работать по специальности — в кадровом агентстве.
— И как?
— Оказалось, связалась с мошенниками. Я все в жизни делаю с настойчивостью и прилежанием. Так и работу людям искала. Если обычной нормой считалось рекрутировать в день одного клиента, то у меня их было по четыре-пять. Поможем, чем сможем! Когда поняла, что участвую в "лохотроне", то стала сама перезванивать людям и подсказывала, куда обратиться, чтобы вернуть деньги. Многие из них были этим очень удивлены. Но мне было страшно стыдно, что во всем этом участвовала, пусть даже не подозревая об обмане…
Знаешь, если бы та фирма была честной, то я и дальше там работала бы. Мне нравилось общаться с людьми, помогать, консультировать...
— Но ты вернулась на родину и через некоторое время объявилась в составе минского БНТУ...
— Константин Шароваров брал меня туда на свой страх и риск. Отчасти вынужденно — команду тогда поразила эпидемия травм. Мы быстро сработались.
Хотя, надо заметить, у меня не было плохих отношений ни с одним тренером. Когда ехала в "Дебрецен" к Тоне Тиселю, все меня предостерегали: с ним невозможно работать! И только Настя Лобач сказала: "Да, он странный, чудаковатый, сторонник жесткой дисциплины. Но именно поэтому ты и найдешь с ним общий язык".
— Поведай рецепт своей коммуникабельности.
— Он прост: никогда не выеживаться. Никогда не обсуждать действия и решения тренера. Молчать и работать. Выполнять, что он требует. Наверное, за это нас и любят за границей — мы такие советские лошадки, которые пашут за всех.
А в Минске я провела три отличных сезона. О проблемах с сердцем забыла — кардиограмма показывала, что все хорошо. Потом захотелось уехать за границу. Но вовсе не в Россию — все-таки в сердце сидела обида на Волгоград.
И все же судьба забросила меня в Астрахань. Кириленко сказал: "Там собирается такая классная команда, что ты потом пожалеешь, если не приедешь". Так и убедил. На следующий год мы стали бронзовыми призерами. Потом пришел Трефилов, с которым взяли золото. Но я к тому времени решила, что такого срока в "Астраханочке" мне достаточно.
— Сложно работать с Евгением Васильевичем?
— Со стороны представляла его иначе. Да, характер непростой. Но я всегда сильно уважала фанатов. А он в тренерском деле — как раз из таких. Иногда мне казалось, что еще чуть-чуть — и у Трефилова остановится сердце. Он настолько проникался игрой, что потел на скамейке больше, чем мы на площадке. Хотя, конечно, эмоции его слишком уж захлестывают. Думаю, он сам это понимает. Но в таком возрасте трудно изменить себя кардинально.
А от работы с Евгением Васильевичем остались в основном радужные воспоминания. Все-таки стать чемпионами России — круто, особенно когда никто этого не ожидал.
— Так зачем же тебе было уезжать?
— Я на самом деле странный персонаж. Большинство людей, когда у них все ладится, не склонны что-то менять. В Астрахани у меня были замечательные отношения со всеми. Но почувствовала, что надо уезжать в Европу. Она меня всегда манила. Мне нравился "инглиш", хотела общаться на нем с девчатами из других стран. Хотела узнавать новые языки, увидеть другую жизнь, поработать в другой системе тренировок.
— Прямо скажем, Венгрия — не лучшее место для познания нового языка.
— Да, в этом плане шаг оказался опрометчивым. Но все-таки языком я овладела — пусть и не твердо, но в мере, достаточной для понимания окружающих. Занималась венгерским всерьез — без этого поехала бы крыша, потому что мой второй сезон был богат на травмы и свободное время. Заодно продвинулась в вязании и кулинарии.
— Но теперь ты решила рвануть и оттуда...
— Во-первых, ушел тренер, за которым я пришла. Во-вторых, травмы, конечно. В них сама виновата. Потому что никогда не останавливаюсь, если разум подсказывает: Карина, стоп! Вернее, я говорила об этом физиотерпевту, но тот твердил: надо помочь команде. И я послушно шла на укол. Сколько же матчей провела на обезболивании, через какое терпение прошла, сколько слез выплакала…
Я не курица и, конечно, понимала, что это плохо, если с утра не ступить на ногу без укола. Но венгры вообще-то молодцы — умеют выжимать все соки. После первого сезона была измотана так, как никогда прежде. Даже с российскими клубами это не сравнить.
Чемпионат там очень сильный — ни одной проходной игры. Мы умудрились дважды проиграть команде, которая в итоге вылетела во второй дивизион! Состав у нас был не сказать что большой, и я садилась на скамейку только тогда, когда получала двухминутные штрафы.
Микротравмы накапливались, и на летние матчи квалификации в сборную я приехала просто убитой, ни одного живого места. Второй сезон была уже мясом — венгры предложили оперировать обе ноги: и стопу, и колено. Мне тогда полагались бы выплаты по страховке. На сэкономленное клуб мог купить еще одного игрока, а мне обещали потом подписание на год.
— Заманчиво.
— Это было жестко и обидно. Конечно, в Венгрии совершила ошибку. Если на Западе у профессионала появляется какая-то микротравма, то он сразу останавливается и лечит ее, чтобы не выпасть надолго.
А в "Дебрецене" управленцам недостает профессионализма. Директор клуба полагал, что после операции надо две недели походить на костылях, на третью я смогу бегать, а на четвертую — уже играть. И сильно удивился, когда этого не произошло.
А мне ведь было совестно, что не играла. Поэтому спешила восстановиться как можно быстрее и спровоцировала рецидив. Пришлось оперироваться повторно. И не очень удачно — хотела уже завязывать.
И вот тогда на связь вышла "Подравка". С ее спортивным директором Мирандой Татари мы вместе играли в "Астраханочке". Переговоры она начала интересно: "Карина, ты помнишь, как мне было тяжело в России, как я плакала там?"
Я помнила. Тогда, в Астрахани, по утрам на тренировку нас отвозил микроавтобус. Все русскоязычные подсаживались в него хмурыми: рано встали, опять пахать... Но вот входят наши балканки: "Добрий утра!" и улыбки до ушей. И это раздражает еще больше. Кажется, они зачем-то ломают комедию. Как может быть добрым утро в Астрахани перед двумя тренировками?!
И вот однажды в середине сезона я увидела Татари в слезах. "Миранда, что случилось?". Она в ответ: "В тридцать лет я впервые плачу на тренировке и, кажется, понимаю, почему в России так много пьют. Ведь, если не пить, то жизнь здесь невыносима".
Миранда — очень позитивный человек. Она рассказывала, что привыкла получать удовольствие от того, что делает. Что не хочет идти на тренировку, как на каторгу. И вот через несколько лет она мне пообещала, что в Копривнице я, наконец, буду получать удовольствие от гандбола, что мы вместе будем лепить там коллектив. К ним пришел тренер Златко Сарачевич, который в прошлом сезоне руководил мужским "Загребом", вместе с тренером по физподготовке. Тот уже работал с "Подравкой" лет пять назад, и за то время в команде не было ни одной травмы. А если она у кого-то будет, то в клубе отличная медицина и все залечат в два счета. И еще они хотят вернуться в европейский топ и заиграть в Лиге чемпионов.
Короче, отказать я не смогла...
— Во время чемпионата мира по футболу ты, конечно, болела уже за хорватов.
— Мне симпатична эта команда. Хотя, скажу честно, я вообще не футбольная болельщица. Но мне нравится, что балканцы такие спортивные и сплоченные.
— Обещания подтверждаются?
— Приехала в клуб и убедилась, что Миранда говорила правду. Через весь тренировочный процесс красной нитью проходит идея: мы играем друг за дружку. Если на тренировке кто-то не добежит пару метров, то потом в игре это повредит нам всем. Так что никто не сачкует.
— Ты ведь уже целую неделю в Копривнице. Как прошла адаптация?
— Необычайно легко. Вдруг выяснилось, что я процентов на семьдесят понимаю хорватскую речь. В ней много белорусских, украинских и венгерских слов. И я просто в восторге от того, что на командных собраниях мне ничего не надо переводить. А через месяц, не сомневайся, буду понимать вообще все.
Пока у нас втягивающие тренировки. Это всегда тяжело. Но заметила, что ношусь везде с таким воодушевлением, как в детстве. Может быть, просто соскучилась по мячу, пока лечила эти травмы. А может, действительно начинаю получать от гандбола наслаждение?
