Минувшей осенью знаменитый левый крайний был назначен спортивным директором в "Берлин". Но оценивать его работу пока сложно — слишком многое изменила коронавирусная пандемия.
А вообще 47-летний Штефан Кречмар всегда был личностью яркой и харизматичной. В бытность игроком он выделялся экстравагантными прическами, пирсингом, татуировками и смелостью реплик.
Завершив же карьеру, уроженец бывшей ГДР оказался востребован в разных ипостасях. Он был экспертом, телекомментатором, шоуменом, входил в наблюдательный совет "Лейпцига". Кречмар никогда не лез за словом в карман — и в этом лишний раз убедился корреспондент БЦ, взяв у него интервью.
— Вам выпало трудное время для дебюта в роли спортивного директора "Берлина". Были ли поводы сожалеть о таком шаге?
— Это решение диктовалось в том числе личными причинами. Моя жена из Берлина, а я жил в Лейпциге, и лет десять мы разрывались между двумя городами. Три-четыре дня жили в Берлине, затем столько же в Лейпциге. А сейчас решили переехать в столицу.
Изначально я не собирался работать в клубе. Планировал стать комментатором на Sky TV, продолжать коммерческое сотрудничество с "Puma". Но поступило интересное предложение от "лис". Первые полгода получились неплохими. А затем наступила пандемия…
— В какой мере она сломала ваши рабочие планы? Что из задуманного удалось?
— Мы нашли новых спонсоров, увеличили бюджет. В финансовом плане сократили отставание от таких грандов, как "Киль" и "Райн Левен". Вообще наша главная задача — попасть в Лигу чемпионов.
Я подписал контракт с клубом, держа в уме именно такую цель. И отказываться от нее не собираюсь. На новый сезон мы приобрели четырех хороших новичков. В бундеслиге постараемся побороться за попадание в тройку. Думаю, шансы есть.
Хотя и проблем хватает. В Германии сейчас большие сложности у бизнеса — ресторанов, отелей, туризма. Многие компании закрылись, в том числе и некоторые наши спонсоры. А другие опасаются давать деньги в нынешней обстановке. В итоге мы недосчитались полумиллиона евро. И сейчас для "Берлина" главное — найти не игроков, а спонсоров. Радует, что удалось договориться с городскими властями. Они поддержат в столице гандбольную, хоккейную, баскетбольную команды.
— Как при вашем жизненном темпераменте удавалось выдерживать режим изоляции? В какой мере карантин изменил ваши характер и мировосприятие?
— Было нелегко. Но здорово, что все рабочие вопросы в наше время можно решить с помощью видеозвонков. Я понял, что не нужно так много разъезжать по стране. В Германии ведь такой менталитет — на каждую деловую встречу нужно являться лично. Будь то встреча со спонсором в Кельне или с руководством телекомпании в Мюнхене. Ты едешь через всю страну ради часового разговора. А ведь все прекрасно можно сделать по интернету. За этим будущее.
— Вы родились в Лейпциге. Но выросли ведь в Берлине?
— Да — выходит, круг замкнулся... В столицу вместе с родителями перебрался года в четыре, когда отец возглавил женскую сборную ГДР. Мама, кстати, в этой команде была на ведущих ролях. Так что образование, в том числе и спортивное, я получил в Берлине.
Кстати, и в обычной школе учился хорошо, мне все давалось легко. Но уже в 12-13 лет тренировался по два-три раза в день. Все было подчинено режиму "тренировка — школа — тренировка". Уходил из дома в шесть утра, а возвращался в девять вечера. Ровесники наслаждались жизнью, ходили на вечеринки, а я не мог. Но ничего, наверстал потом.
— Получит ли "Берлин" "уайлд кард" на участие в Евролиге?
— Уже получил. Есть шанс, что мы даже примем "финал четырех". В минувшем сезоне должны были организовать решающие матчи в Кубке ЕГФ, но турнир, как известно, свернули из-за коронавируса.
— Комплектованием команды, судя по всему, вы довольны?
— Очень. Надо учитывать, что мы не "Киль" с бюджетом в 12 миллионов и тем более не "ПСЖ", у которого 19 миллионов. Наш бюджет перед пандемией составлял семь с половиной. Реалистичные цифры на новый сезон — шесть. Надо учесть, что не ясно, когда на трибуны вернутся зрители. Продажа билетов — важная составляющая нашего дохода.
— Каким видите свое участие в тренерской адаптации 26-летнего Ярона Зиверта?
— В свое время я пригласил в "Лейпциг" столь же молодого Кристиана Прокопа. Мы с ним поговорили три-четыре часа, и я понял, что у человека высокий гандбольный интеллект.
С Зивертом та же история. Он три года работал во втором дивизионе, причем вывел эссенский ТУСЕМ в бундеслигу. Его возраст меня не смущает. Ярон будет блестящим коучем. Он смотрит очень много гандбола, постоянно учится, у него сильный характер и своя философия. Порой высказывает такие интересные соображения по поводу тактики, что даже мне нужно несколько часов, чтобы понять их.
— Самый безумный профессиональный проект, в котором вам довелось участвовать?
— В конце девяностых я был ведущим собственного шоу на немецкой версии MTV. Мы сделали около ста выпусков. Причем мне даже не приходилось летать в студию, которая находилась в Мюнхене. Съемки проходили в моем магдебургском доме, куда приходили все гости. Руководство сразу сказало: мы хотим, чтобы ты был ведущим, а так делай, что хочешь. Короче, я получил полный карт-бланш. Выбрал формат ток-шоу, приглашал звезд немецкого шоу-бизнеса. Мы говорили обо всем и без цензуры. Ну и, конечно, в передаче звучало много разной музыки.
— Не так давно вы заявили, что представители гандбольного социума ограничены в свободе суждений при обсуждении проблемных вопросов. Как меняется эта ситуация?
— В Германии есть свобода слова. Но у людей свои отношения с клубами, спонсорами и так далее. И все боятся сказать что-то не то, потому что тогда возникнут проблемы. В 80-90-х годах в немецком спорте были яркие и сильные личности, которые говорили, что думали. Сейчас же это никому не нужно — у всех деньги, контракты.
Я сам сталкивался с проблемами. То мое интервью в целом было достаточно мягким, но журналисты сразу же выдернули из него отдельные критические фразы. И везде были заголовки: мол, Кречмар утверждает, что в Германии нет свободы слова. Хотя я так не говорил.
Если ты выражаешь точку зрения, которая отличается от общепринятой, тебя сразу запишут в правые: националисты, фашисты. А вы же знаете, какая у нашей страны история. Общество от тебя сразу же отвернется. Поэтому люди говорят то, что от них хотят услышать. И во всех интервью мы видим одни и те же слова.
— Разве это свобода слова?
— Формально, по закону — да. Ведь в тюрьму никого не сажают. Но люди боятся выражать собственное мнение и думают дважды, прежде чем что-то сказать.
— Кто вы сегодня в большей мере: гандбольный эксперт, функционер, шоумен?
— Сложно сказать. Но уже точно не тот бунтарь, что в молодости. С возрастом понял, что если хочешь что-то изменить, нет смысла идти против всех. Толку все равно не будет. Лучше с кем-то объединиться, создать альянс.
В общем, стал старше и мудрее. Возможно, на это повлияла работа в клубах. Я нес ответственность за других людей и тщательно все взвешивал, прежде чем принимать решения. Это игрок в 25-30 лет может бунтовать против чего угодно.
— Что означало для вас крушение Берлинской стены?
— Сложно объяснить… Величайший день в истории Германии при моей жизни. Но тогда это совсем не ощущалось. Я ведь в ГДР был в привилегированном положении. Родители — известные спортсмены, у нас были деньги и хорошая квартира. Мы могли путешествовать если не по Западной Европе, то по Восточной.
И на самом деле мне в юности нравилась социалистическая идея. Нелегко было принять, что мы оказались в новом обществе. Во время падения стены я был в Берлине, в нескольких километрах от нее, но в западную часть города впервые сходил лишь спустя неделю.
А затем наступили девяностые. Их начало — самое сумасшедшее и энергичное время в моей жизни. Вокруг анархия, люди не знали, что будет дальше…
— Как вы стали бунтарем?
— В детстве я им точно не был. Считал себя правильным пионером, затем членом молодежной организации, верил в социализм. Все изменилось после крушения стены. Тогда я много общался с молодежью левых взглядов. Мы много говорили — о политике, о чем угодно. Перенял у них манеру вести себя и одеваться. Мне было всего 17-18 лет. Это окружение сильно на меня повлияло, как и любимая музыка.
— Опыт детства и юности жизни в Восточной Германии помогал или осложнял адаптацию в объединенной Германии? В чем заключалась разница, например, между Гуммерсбахом и Магдебургом — не только в спортивном отношении?
— Знаете, менталитеты двух Германий различаются даже сейчас. В ГДР было важно общение, проведение свободного времени. Материальные блага не имели большого значения. Ведь все ездили на одинаковых машинах и имели одинаковые дома. Ну, вы меня понимаете, ведь в СССР было то же самое. Люди были более сплоченными. Сейчас же царит индивидуализм, все хотят иметь лучшее. Стало больше эгоизма.
На Востоке прежний менталитет еще жив, но лишь среди старшего и среднего поколений. Молодежь стала такой же, как на Западе. Многие даже не в курсе, что существовал железный занавес. Может, это и к лучшему — жизнь идет дальше...
— Согласитесь, что гандбольная журналистика в Германии скучна и полна шаблонов?
— У нас корреспонденты в основном задают вопросы непосредственно о спорте. Они концентрируются на матчах, способностях игроков и так далее. Конечно, могут и покритиковать. Но желтой прессы практически нет. Никто не пытается раскрыть какие-то темные секреты игроков. Гандболисты в этом плане чувствуют себя более свободными, чем те же футболисты. И это, считаю, хорошо.
А скучно или нет… Зависит от человека. Есть герои с интересным бэкграундом. Случаются какие-то интересные личные истории — скажем, непростой путь в сборную. Игроков показывают дома в семейном окружении. Но все это происходит в каких-то рамках. Никто не разрушает жизни спортсменов.
— О чем-то жалеете в жизни?
— Хотел бы быть лучшим отцом. Сейчас с 19-летней дочерью и 12-летним сыном прекрасные отношения, однако так было не всегда. А других сожалений нет.
Ошибки были, но они сделали меня лучше и сильнее, потому что заставили подумать о жизни и как-то отреагировать. Если у человека все всегда идет гладко и по восходящей, то велик шанс, что он превратится в мудака.
— Юрий Шевцов сказал о вас: "Это самый выдающийся артист из числа всех спортсменов". Как вам такая оценка? Скажете что-нибудь подобное о нем в ответ?
— Ха-ха, эти слова можно истолковать двояко. Артист, шоумен — это хорошо или плохо? Если комплимент, то я только рад. А о Юрии могу сказать много добрых слов. В начале карьеры играл с ним в "Шпандау", и он был для меня ролевой моделью.
Это легенда, один из лучших крайних мира! На второй год Шевцов уже был моим тренером. Спокойный, негромкий человек — но умеет выжимать из игроков максимум. В частности, сейчас в сборной Беларуси.
— С кем еще из ярких представителей постсоветского гандбола сводила вас судьба? Как складывались отношения?
— Первым левым крайним, на которого я обратил внимание еще в детстве, был Каршакевич. Он изобрел знаменитый бросок с подкруткой, который сейчас используют все. Еще — Тучкин, Рыманов. Анпилогов.
Я поиграл с Атавиным и Кулешовым, это парни с сильными характерами и большие трудяги, у которых было чему поучиться. В те годы советский, русский гандбол котировался высоко, был одним из лучших в мире. Ваша сборная несколько раз побеждала на Олимпиадах. Даже грустно, что сейчас все как-то померкло.
— Что бы вы поменяли в гандбольных правилах?
— Запретил бы игру "семь на шесть". Да, многим тренерам она нравится, но, по-моему, она испоганила весь гандбол. Ведь против семерых полевых игроков невозможно защищаться активно — значит, схему 3-2-1 уже не применишь. Еще есть смысл ограничить время на атаку. Тогда утихнет вся эта дискуссия по поводу пассивной игры многих команд.
— Не тяготит ли вас огромная популярность в Германии и по всему миру?
— Ничуть. Все-таки ее масштабы не такие, как у главных немецких суперзвезд. И известность дает немало преимуществ. Так что это отличная ситуация, и менять что-то желания нет.
Фото: facebook.com/Kretzsches.Fanpage.
