В советском гандболе он один из самых легендарных персонажей. И даже вполне может номинироваться на номер 1. Судите сами. У Юрия Климова полтора десятка лет стажа в сборной СССР, звание олимпийского чемпиона в 1976-м, два еврокубка и семь титулов чемпиона СССР в составе МАИ. А еще отменная тренерская карьера, где были титулы серебряного призера Олимпиады-80 и чемпиона мира-82, продолжительный отрезок работы за рубежом: в Германии, Австрии и Иране. Так что говорить с нашим героем мы будем долго, познавательно и интересно…
— В одном из интервью вы назвали себя идеальным спортсменом. Режим, отсутствие вредных привычек, нет табаку и рюмке — нечастый, прямо скажем, набор качеств в советском спорте тех лет…
— Родился я в Сыктывкаре, потом родители переехали в Ухту. Я был примерным сыном: действительно не пил, не курил. Только на выпускном экзамене в школе попросил разрешения на бокал вина — чтобы не быть белой вороной среди одноклассников.
А потом поступил в Ленинградский политех. Жил в комнате с тремя соседями. И вот однажды, когда мы собирались на танцы, они сказали: пока не выпьешь с нами, никуда не пойдешь. Пришлось подчиниться. Но знаете, что самое страшное?
— Скажите.
— Мне это даже понравилось. И я втянулся. Потом, когда уже занялся гандболом, то проходил медосмотр перед первенством Ленинграда. И вдруг выяснилось, что у меня повышенное давление. Спрашивают: вы вчера не принимали? А я действительно частенько злоупотреблял. Водочка. А закусывали пельменями — самой студенческой едой.
Тогда меня попросили прийти на повторный медосмотр через неделю. И снова тот же результат. Взмолился: без гандбола мне нельзя! И врач — до сих пор мысленно ее благодарю — дала разрешение, сказала, что, возможно, нарушение произошло из-за роста.
Но та история так меня напугала, что потом двенадцать лет не прикасался к рюмке. Только на Новый год выпивал бокал шампанского. Когда выигрывали чемпионаты СССР, ребята на банкетах заказывали стакан сметаны, потому как знали, что к спиртному я равнодушен.
Иногда — из-за стабильной трезвости — доводилось бывать третейским судьей.
Например, завершаем тур чемпионата страны в Ташкенте. Все на банкет, а я иду спать. Вдруг ночью будят: иди, успокаивай своих. Мол, они в бассейн залезли, девчонок каких-то туда с собой затащили, шумят, нарушают общественное спокойствие, узбеки собираются уже милицию вызывать.
— Это в МАИ были такие заводные?
— Нет, на совместных банкетах команды сами собой сливались в одно целое. Побежал туда: да, зрелище живописное. И главное — все в хлам, а я единственный в норме. Может, потому мне и верили больше всех, и авторитетом был для ребят из всех команд. Короче, тогда разрулили…
— Как вам не пользоваться авторитетом, если еще в бытность игроком ленинградского "Политехника" вы были заявлены за тбилисский "Буревестник" специально для матчей в Кубке европейских чемпионов…
— Да, было дело. В 1964 году. Прямо на тренировке в зале появился тренер грузинской команды Георгий Шарашидзе — такой импозантный кавказский мужчина: Юра, завтра летим в Тбилиси. Каким-то образом федерация разрешила мне сыграть за них в еврокубке.
Надо сказать, что форма тогда у меня была великолепная. Команду чемпионов я усилил. Грузины сняли мне номер в гостинице "Интурист", относились ко мне с величайшей предупредительностью. Первым делом познакомили с шеф-поваром ресторана. Там был открыт счет, все оплачивалось. Но я парень скромный: можно яичницу? В ответ слышу: смеешься надо мной, да? Слушай, любое блюдо, какое пожелаешь, лично буду готовить!
Забрасывал я много и потому у публики пользовался популярностью. Хорошее время. Признаться, мне тоже нравилось играть с тбилисцами. Слева Джемал Церцвадзе — хороший бомбардир. Справа Тамаз Антадзе — тот мог любому защитнику голову закрутить. Команду в городе любили. Когда играли четвертьфинал с "Медвещаком" из Загреба, пришлось даже конную милицию вызывать — таким был ажиотаж.
На выезде мы уступили восемь голов. Дома играли хорошо, отыграли все. И вот уже в самом конце меня вдруг угораздило спросить у партнера: слушай, мы девять ведем, нам этого хватает? А тот мне отвечает: надо бы еще...
А так как у меня в тот день получалось все, то я схватил мяч, вылетел по центру, но вратарь успел бросок зацепить и перевести в штангу. От нее мяч улетел к болельщикам. А те — вместо того чтобы его задержать, моментально возвратили обратно. Югославский вратарь запустил в отрыв своего партнера, наши парня завалили — пенальти. "Юги" забросили. А тогда еще древние правила были: если по сумме матчей счет равный — жребий. И вот когда капитаны пошли к судье с монетой, я и задумался: какого же черта ты полез бросать, а не придержал мяч? Ну, вы уже поняли, в чью пользу оказался жребий...
— Найти бы сейчас того вашего грузинского партнера и посмотреть ему в глаза.
— Самому надо было соображать, а не советоваться. Кстати, тем же вечером вылетел в Ленинград. Там мой "Политехник" оспаривал право играть в высшей лиге. Вот там мой прорыв на последней секунде удался — вывел команду вперед, и мы попадали в компанию лучших в стране.
— Это тогда вас пригласил МАИ?
— На самом деле было три предложения. Первое из Тбилиси. Когда после "Медвещака" я был чуть ли не в истерике (своей рукой лишил команду европейского пути!), меня утешали всей раздевалкой: Юра, ты только оставайся, и мы через год всех порвем, и этот кубок тоже выиграем. Обещали мне условия, какие только захочу.
Звали и в "Кунцево". Но для переезда в Москву предлагали оформить фиктивный брак.
Третьим вариантом был МАИ. Его тренер Анатолий Евтушенко очень в меня верил. Говорил: ты же инженер, будем продвигать тебя по научной части — в аспирантуру.
— Да уж, этот аргумент кажется неотразимым. Какой советский спортсмен откажется от ученой степени в придачу к славе?
— Признаюсь, я тогда не знал, как поступить. Позвонил маме. Она была категорична: какая Грузия, какой фиктивный брак? Давай в МАИ! Послушался. Кстати, в аспирантуре занимался самым серьезным образом. Проблема была лишь в частых отлучках. Делал образцы для научной работы, потом уезжал на месяц сборов. Возвращался, а все уже разворовано. И так несколько раз. В итоге и мне, и научному руководителю это надоело. Мы решили, что сделать научную работу просто не судьба…
— Честно говоря, не представляю на вашем месте никого из партнеров.
— Да, спортсмен-аспирант и тогда был редким явлением. На киевской студии документальных фильмов обо мне даже сняли кино. Как и полагается молодому советскому ученому, вышагивал по взлетной полосе с портфелем, а надо мной в небо взмывал самолет. Довольно эффектно вышло.
— Хоть лозунг провозглашай: равнение на Климова!
— Только вряд ли стали бы равняться. Тренировки того же "Буревестника" в Тбилиси порой проводил в одиночестве. Спрашивал у тренера: а ребята где? Отвечал: видимо, вчера на застольях гуляли…
— В МАИ тоже так?
— Нет, там команда была серьезная, тренировалась нормально. Другое дело, что в институте толком никто не учился, сдавать зачеты и экзамены игрокам помогали. Нам повезло, что ректор Иван Филиппович Образцов, мужик умнейший, был завзятым спортивным болельщиком. Евтушенко нашел подход к Образцову, и тот поддерживал гандбольную марку МАИ очень серьезно. Ну, какая еще вузовская команда семь раз выигрывала чемпионаты страны?
— Как в клубе было с жильем?
— Сначала устроился в аспирантском общежитии. Мой сосед по комнате был борцом. А вдобавок еще и моржом — круглый год спал при открытом окне. Зимой у нас вода в стакане могла замерзнуть. До сих пор с ужасом это вспоминаю.
Потом я женился, и нам выделили комнату в том же общежитии. А затем, когда появился ребенок, дали жилье в коммуналке. В квартире на три семьи.
— Один из лидеров сборной СССР, игрок сборной мира — и коммуналка?!
— Это иллюстрация к тому, с чего мы начинали. В том же доме недалеко от метро "Сокол" жил в прекрасной трехкомнатной квартире капитан футбольной сборной СССР и ЦСКА Альберт Шестернев. Мы познакомились, когда наши жены вместе рожали, и потом часто гуляли с детскими колясками. Как-то спросил: что же вы проигрываете-то? Альберт долго думал, а потом ответил: наверное, дело в дисциплине. И рассказал историю. Сидели они после ужина, играли в карты с итальянцами. Пришел их менеджер: все, ребята, 11 часов — отбой. Они подхватились уходить. Наши им: останьтесь, доиграем, ведь всего ничего осталось. А они — ни в какую, по номерам. Менталитет.
Когда потом тренировал зарубежные клубы, там никаких проблем с дисциплиной не было. Работал, как в раю. А вот когда только играть закончил и стал тренером в МАИ, то чем мне только не приходилось заниматься! Ясно, что учебой игроков, потому что никто себя этим занятием не отягощал. Выбивал деньги, квартиры. И с дисциплиной всегда было трудно.
— Менталитет?
— Он самый. Главным возмутителей спокойствия был Олег Гагин. Он. когда выпивал, напрочь терял самоконтроль. Как-то утром звонят мне домой: товарищ Климов, срочно приезжайте в гостиницу "Космос", будем разбираться с вашим игроком по фамилии Гагин. Оказалось, накануне Олег устроил дебош в ресторане. А наряду милиции заявил: вы даже не представляете, с кем связались, завтра мой тренер Климов отправит вас в Сибирь снег убирать. Они его, конечно, заперли. Но на всякий случай решили утром мне позвонить. Приехал, приводят. Говорю: мужики, извините, отдайте мне парня. Отдали.
— Покаялся?
— Какое там. Как будто в первый раз… Как-то на туре в Тбилиси, накануне возвращения домой, стучит в дверь горничная. Руками размахивает: вай, тренер, висит! Кто висит, где?! Спешу в фойе. А там улики: кто-то недавно спускался на связанных простынях с четвертого этажа на третий. Внизу народ толпится, набросали мене примерный портрет альпиниста — вылитый Гагин. Бегу к Олежке в номер. А тот под весь этот шум-гам успел вернуться, нырнул под одеяло и якобы давно крепко спит.
— Ну а зачем с этажа на этаж — на простыне?
— Так романтика! Грузинка одна ему приглянулась. Вот, как только выпил, решил ее так поэтично навестить.
— Зато левшой-полусредним был выдающимся. Вот почему самые талантливые часто не в ладах с режимом?
— Хороший вопрос. Но есть какая-то закономерность. Возьмем Игоря Сазанкова из ЦСКА. Данные изумительные: рост, мощь, настоящая машина. Предложил Евтушенко вызвать его на сбор национальной команды. Что он там творил! В двусторонках первый состав просто рвал в клочья. Ладонь — огромная лопата. Броски — самые разные: с отклонением, с опоры, в прыжке… Мы были в полном восторге — у сборной появился суперигрок, и в мире нам теперь уж точно не было соперников!
А на первой же товарищеской игре в Скандинавии Сазанков словно ростом меньше стал. Вышел на площадку — как будто первый раз. Ну ладно, думаем — переволновался парень. Но так было и дальше.
— Причина?
— Пил. Тренер Валера Мельник взял его с собой из ЦСКА в Венгрию. Оттуда Игорь переехал в немецкий "Эрланген", где мы снова пересеклись. А когда я уезжал оттуда в австрийский "Брукк", пришла его жена: Юрий Михалыч, возьмите нас с собой, потому что без вас Игорь пропадет. Ставлю им условие: выпьет — буду строго штрафовать. Да, говорит, согласны.
Ладно, беру его в Австрию. И вот однажды утром он сильно опаздывает к выезду в Вену. Садится в автобус, и все понимают, в чем дело. Менеджер клуба смотрит на меня волком и с удивлением: кого ты привез? Но вечером ему предстояло удивиться еще сильнее. Клуб впервые за много лет обыграл "Маргареттен", да еще на выезде. И пьяный с утра Сазанков устроил какую-то голевую феерию. На обратном пути менеджер подсел ко мне с предложением: Юрий, а может, пусть он теперь пред каждой игрой так?
А немного погодя был матч Кубка чемпионов против исландцев. И вот дернул меня черт Сазанкова предупредить: будет полный зал, надо быть в форме. Он меня послушался, пришел свеженьким. Вот только на площадке был просто никаким: потери, промахи. Мы проиграли.
Перед ответной игрой я уже не давал ему никаких наставлений. Вышел он на нее изрядно помятым. И вколотил десять мячей! Спрашиваю: Игорь, ну как так? А он признался: мне Мельник в ЦСКА перед игрой все разрешал…
Валера прошел путь познания этого игрока раньше меня. Так что тренировать — это искусство.
