Продолжаем знакомить друзей БЦ с публикациями нового номера нашего журнала. В рубрике "Во дни побед" — спортивная судьба заслуженного мастера спорта Игоря Лаврова.
Последние победы гандбольной мужской сборной России пришлись на время, когда определяющие звездные роли в ней играли однофамильцы Лавровы: Андрей — блистательный вратарь, Игорь — замечательный самобытный разыгрывающий.
Представим одного из них. Игорь Лавров — полный кавалер трех главных гандбольных титулов, красиво выстроившихся в его биографии с нараставшей громкостью: чемпион Европы — в 1996-м, чемпион мира — в 1997-м, триумфатор Олимпийских игр — в 2000-м.
Славное спортивное прошлое находит отголоски в его теперешней карьере депутата. В Думе родного Ставропольского края Игорь Викторович на постоянной основе работает заместителем председателя в комитете по образованию, культуре, науке, молодежной политике, средствам массовой информации и физической культуре.
Но мы вспоминаем о славном прошлом российской сборной, которая числилась в грандах мирового гандбола, когда важным ее персонажем был наш герой.
— Чего не хватает нашим парням, чтобы сегодня быть такими же успешными, как вы на излете ушедшего века?
— У меня нет однозначного ответа на такой вопрос. Не могу же я залезть к ним в головы, чтобы разобраться, что там не так.
Вот смотрю на наш ставропольский "Виктор". Вроде и не к чему придраться. И цели там ставят правильные, и работают вроде бы усердно.
Да и сборная... Состав там неплохой. Если брать по отдельности, ребята яркие, играют в сильных клубах. Но мне кажется, что нет той атмосферы, той командной "химии", которые помогали побеждать нам. Возможно, нет живого и здорового коллектива.
— В вашей карьере громких побед было предостаточно. Часто их вспоминаете?
— Честно? Нет! Кстати, детали ярких побед стирались из памяти очень быстро. Сразу после них наступал период опустошенности и расслабления. А когда из него выходил, полностью захватывали новые игры и задачи.
Вот уже лет десять никому и не рассказывал о тех временах, пока вы не попросили об этом разговоре.
— Не поверю, чтобы вы до такой степени отформатировали память! Давайте попробуем восстановить события. Начнем сразу с главных — в олимпийском Сиднее-2000.
— О каких-то особенностях австралийских флоры и фауны ничего не сообщу точно. Там запоминались места, где бывал чаще всего: олимпийская деревня, зал, где играли и тренировались.
— Это же были дни в окружении главных спортивных знаменитостей планеты.
— К счастью, это была моя вторая Олимпиада. Желание перезнакомится со звездами, эмоции от близости к ним просыпаются на первых Играх. Тогда все в диковинку, ты шокирован размахом. Признаюсь, в Атланте эти яркие впечатления несколько отвлекали от главного.
А в Сиднее я был уже полностью сосредоточен на гандболе. Там мы вели себя куда более профессионально. Постарались отключиться от всего, что могло помешать результату.
— На какой из этих Олимпиад результату больше способствовали бытовые условия?
— Не представляю, чтобы спортсмен, у которого активная карьера пришлась на 90-е годы, стал говорить что-то критическое об организации Олимпийских игр.
Дома мы тогда зачастую банально голодали на сборах. Была зима, когда в номере на базе в Новогорске, где мы жили с Львом Ворониным, на подоконник за день надувало сугроб снега. Каким бытовыми неудобствами нас можно было после этого смутить?
Потому, когда сейчас слышу жалобы, что на каких-то соревнованиях в номерах не хватало полотенец, мне становится смешно.
Нам и в голову не приходило сравнивать номера в деревнях Атланты и Сиднея. Когда ты в отличном коллективе, где тебе хорошо и удобно, на такие детали вообще не обращаешь внимания.
А вот то, как Лева собирал в номере на тех спартанских сборах всю команду и угощал ее астраханской рыбкой и икрой, в память врезалось навсегда.
— Та версия сборной из олимпийского 2000 года была лучшей за вашу карьеру?
— Не вижу смысла в делении времени, проведенного в сборной, по годам. Я попал в команду в 1995-м, как раз перед Суперкубком. В ней играли тогда легенды, олимпийские чемпионы, настоящие глыбы. Чувствовал себя маленьким винтиком в огромной и четко работавшей машине. Поначалу я молился на старших партнеров, позже они стали для меня друзьями. И благодарен всем за чудесную атмосферу, в которой мы играли. Там не было места нытью и агрессии. Мы шутили и веселились даже в самые сложные дни.
— Как приняли вас старожилы сборной? Был ли в ней какой-то особый ритуал посвящения?
— Хотите историй про дедовщину? Там и близко не было ничего такого! Мы были хорошо знакомы, легионеров в команде было не так много. Единственный, кого до вызова в сборную я знал мало, — Александр Тучкин. Он сначала играл за Беларусь, а потом сменил гражданство и стал для нашей команды просто подарком божьим. Коллектив у нас был здоровый — во всех возможных смыслах.
— Неужели новобранцу Игорю Лаврову не пришлось даже проставляться перед старожилами сборной?
— Не пришлось. Там и времени на это не было. Зато вместе с партнерами обмывал завоеванные медали. Было честью держать маленькую чарочку рядом с этими великими игроками.
— От Максимова не прятались?
— Ни в коем случае! Владимир Салманович всегда был с нами на одной стороне. Более того, именно он провозглашал первый тост, выпивал шампанского, а потом старался не создавать неудобных ситуаций и покидал торжество. Причем у нас никогда не случалось пафосных историй, после которых всем было бы стыдно.
— Первое такое шампанское было после победы на чемпионате Европы в 1996-м?
— Так точно. Добрым мужским коллективом отметили победу в финале над хозяевами-испанцами. Кстати, в их составе играл наш добрый друг и товарищ Талант Дуйшебаев, великолепный игрок и замечательный человек. Надеюсь, когда-нибудь именно он возглавит сборную России и выиграет с ней большой турнир.
— Не было тогда сожалений, что Дуйшебаев не в сборной России?
— Ха, вопрос прямо для меня. Отвечу просто: если бы Талант остался в России, меня в национальной команде точно не было бы. Наверное, работал бы сейчас гидом, мог бы рассказать вам, как и где лучше всего провести время в Ставрополе.
Дуйшебаев был в то время лучшим гандболистом мира, равняться с ним в классе не мог никто. Но мы обыграли его и его партнеров!
— Та первая победа должна быть особенно памятна...
— Еще раньше мне запомнилась победа в том самом дебютном Суперкубке в 95-м. В том турнире в Германии играли шесть сильнейших сборных мира. И мы стали первыми. Тогда никто не делал различий в статусе турниров. Нужно было всякий раз доказывать состоятельность в высочайшей конкуренции. Не вписался даже в товарищеский матч — все, карьера в сборной могла завершиться.
— Как вы понимали, что в игру вписались?
— Если вызвали на следующий сбор, значит, остался в составе. Владимир Салманович никогда никому персонально не высказывал оценок. У него был какой-то особый стиль общения. На скамейке в игре один человек, а на тренировке — совершенно другой.
Он рассказывал много баек, мог поиграть с нами в баскетбол. Сейчас хорошо понимаю, чего ему стоило толкаться с молодыми и здоровыми парнями — с болячками и травмами, которых он нахватал за игровую карьеру.
— Баскетбол был постоянным компонентом тренировок в сборной?
— Да. А вот футбол Максимов не любил, не разрешал в него играть. Наверное, боялся, что мы поломаем ноги, хотя ребята играли в футбол очень хорошо. Но наш тренер как бывший баскетболист своей игре не изменял. Так что футбола в гандбольной сборной России при Владимире Салмановиче не было вообще.
— В июне 96-го могучая сборная России выиграла чемпионат Европы, а через пару месяцев бледно выглядела на Олимпиаде в Атланте. В чем причина?
— Не хочу бросать камень в огород Максимова, но… Мое мнение, команда была перетренирована и загнана. Отсюда и игровые ситуации, которые никогда не возникли бы в обычное время.
В Атланте не шли по адресу передачи, которые в другой раз мы выполнили бы точно в ста случаях из ста. Андрею Лаврову залетало такое, что прежде он отбивал с закрытыми глазами одним пальцем. Было много необъяснимого. Может, от нас просто отвернулся бог. Невозможно было за пару месяцев так резко упасть в уровне игры.
— Вижу, здесь вы запомнили даже подробности...
— Конечно. Такие поражения запоминаются гораздо ярче побед. Представляете, мы стали первой гандбольной сборной, которая вернулась с Олимпиады без медалей после монреальского золота 1976 года. Это был колоссальный провал.
Угнетало и то, что никто из нас не знал, будет ли у него еще Олимпиада. Такой шанс часто выпадает лишь раз. Многие из команды, которая играла в Атланте, в Сидней уже не попали…
— Разбирали случившееся по горячим следам?
— Нет. Да и какой в том был смысл? За все годы, что провел в сборной, там не случилось ни одного конфликта. Может, потому и добивались успехов, что умели пережить и проанализировать поражения без громких слов.
Когда в Атланте уступили хорватам, внутри было опустошение, горе. Все самое плохое, что может испытать сильный мужчина, мы испытали, у многих были слезы. Нам было стыдно.
Наше поколение не ставило никаких целей, кроме первого места. Благодаря преемственности, которая сохранялась в сборной, мы чувствовали себя командой-победителем. А здесь — поехали на Олимпиаду и не поборолись даже за бронзу...
— Зато через год отыгрались на чемпионате мира в Кумамото...
— Отправлялись в ту даль с твердой решимостью — стать первыми и доказать, что мы играем в гандбол лучше всех. Правда, пришлось пережить там несколько потрясающих мгновений.
— В каком смысле?
— В прямом. Наш с Ворониным номер был на каком-то высоком этаже гостиницы. И в одну из ночей случилось землетрясение. Торшер мотало из стороны в сторону с амплитудой в метр. Мы переглянулись — что делать-то будем? Но мыслей, что нужно срочно бежать из номера, точно не было. Подождали несколько минут, все успокоилось. Решили спать — важно было отдохнуть перед матчем.
Вообще о стране Японии воспоминания остались яркие. Там мы впервые увидели мобильные телефоны. Там своя культура, своя манера общения с поклонами. Все иное, непривычное, размеренное.
— В Кумамото Максимову помогал в сборной Евгений Трефилов. В нем можно было распознать тогда будущего Короля Треф?
— Эти тренеры хорошо дополняли друг друга. Как в спортивном плане, так и в чисто человеческом. Столько хохмили, столько рассказали анекдотов, что мы, если не ехали на игру, лежали чуть не вповалку. И потом, когда отмечали победу в ресторане, Трефилов был с нами до конца.
— На последующих чемпионатах Европы и мира до золота вы не добирались. Перед Сиднеем дважды проигрывали шведам в финалах...
— Было и такое. Причем на "Европе" уступили при очень неоднозначном судействе, если выразиться мягко. И сейчас перед глазами момент овертайма: отдаю пас на Воронина, тот в полете выворачивает руку для броска, а его сбивает Любо Враньеш. И всего лишь "девять метров" от рефери-греков! Иногда вижу этот момент во сне, как и многие другие.
Хотелось бы уже только розовых снов. Но гандбол приходит по ночам до сих пор. Да и так каждый просмотренный матч, каждую комбинацию пропускаю через себя, не могу смотреть спокойно. Может, это и есть профессионализм?
— В сиднейском олимпийском финале россияне отыгрались на шведах сполна. Но из протокола того матча следует, что вы в нем не играли.
— В полуфинале против испанцев порвал в двух местах приводящую мышцу на ноге. И больше половины финального матча провел под трибуной в компании шведа Стаффана Олссона. Он тоже не играл — болело плечо. Из-за волнения толком смотреть игру мы оба не могли. Только поочередно выскакивали на арену узнать счет. И грозно посматривали друг на друга. Отдай нам тогда кто команду "бокс", точно схлестнулись бы прямо там. Это больно и страшно — не играть в таких матчах...
— Как с такой травмой добрались до площадки после сирены?
— Кое-как добежал. А потом Саня Тучкин усадил меня на спину и доставил в самую гущу ликования. Так что до золотой медали я доехал на горбу великого гандболиста. Была радость, от гордости распирало грудь. Это и было то, к чему профессиональный спортсмен идет всю карьеру.
Но знаете, эмоции, которые испытал в детстве после выигрыша турнира "Кубок Победы" в Ставрополе, где не наша команда обошла всех соперников на год-два старше, были все же ярче. И кто знает, было бы олимпийское золото, не случись той детской победы? Это она зарядила позитивом на много лет вперед.
— Где храните свои медали?
— Дома, в тумбочке. Никаких "золотых уголков" у меня нет. Я эти награды достаю оттуда крайне редко. Иногда вот внук приходит — дед, покажи.
А еще постоянно приглашают на ежегодные соревнования, которые проводит великий пловец Александр Попов. Просят захватить с собой олимпийскую медаль. Признаться, делаю это с радостью. Дети должны знать нашу историю. А мы — рассказывать, что были такими же, как сейчас они. Говорить, что у них тоже будут победы — надо только верить и стараться.
Фото: Kp.by, РИА-новости, пресс-служба ФГР, kavpolit.com, relay.krsk2019.ru.
