В советский ручной мяч, делавший начальные шаги, его будущие звезды приходили из разных видов спорта. Юрий Соломко — один из первых наших игроков, попавших в сборную мира, а затем тренер легендарного московского ЦСКА, оказался в гандболе, будучи баскетболистом сборной Москвы. И потому, кстати, отменно смотрелся в амплуа не только левого крайнего, но еще и линейного.
Не играл Юрий Владимирович только в воротах, куда его ошибочно определил недавний собеседник "Быстрого центра" Павел Галкин. Но все равно спасибо директору минского СКА — мы воспользовались случаем, чтобы поговорить с Соломко, обосновавшимся в Германии, не только о его игровом и тренерском амплуа. Не только о его тринадцати победах в чемпионатах СССР. Но и о тех временах, когда Советский Союз вставал на ноги после битвы с фашизмом.
— А вы знаете, почему после войны советские люди ждали каждое 1 апреля?
— У моего поколения с этим днем вполне определенные ассоциации. Но вы явно о другом...
— Конечно. Так вот, 1 апреля правительство обычно объявляло о снижении цен. И это народу очень нравилось. Сильнее верилось, что мы будем жить все лучше и лучше.
Оцепенение наступило в марте 1953-го, когда умер Сталин. Отчетливо помню тот день. Я у бабушки, дождь за окном, все плачут. Тогда ведь мы ничего на знали о ГУЛАГе, и нам казалось, что страна потеряла отца. Никто не понимал, как жить дальше. Потом были похороны и множество людей, погибших в давке. Хорошо, что я, четырнадцатилетний пацан, туда не пошел. А ведь мог…
— Жили трудно?
— Зато дружно. Сейчас это невозможно представить. В нашем бараке, в коммунальной квартире, одна семья купила маленький телевизор КВН с водяной линзой. И весь двор приходил туда смотреть телепрограмму. Все равно какую — шел концерт, семья укладывалась спать на кухне, а в комнате, заставленной скамейками, сидели гости — пока не заканчивалась трансляция. И весь дом друг друга знал — сейчас такую близость между соседями не встретишь…
Спорт любили и тогда. Я, например, занимался баскетболом. Опять же трудно поверить, но я со своими теперешними 173 сантиметрами начинал как центровой. Правда, с детства привык тренироваться по два раза. Жил рядом со спортшколой и с удовольствием бегал вначале с малышней, а уже вечером со своим возрастом. Думаю, так приобрел скорость и выносливость, да и прыжок был — будь здоров. Свободно мог заложить мяч в корзину одной рукой.
А потом мои сверстники как-то резко выросли. Хотя и в 1956 году, уже в сборной Москвы, оставался одним из лучших бомбардиров команды, набирал по 30-40 очков в каждом матче.
После финала Спартакиады народов СССР, где мы уступили сборной Латвии, которую тренировал Александр Гомельский, ко мне подошел Роман Сергеевич Зубов — будущий бессменный доктор сборных СССР и России по гандболу. Он подробно обрисовал мои перспективы в баскетболе, намекая на рост, и, разумеется, предложил прийти на гандбольную тренировку. Мол, в этой игре мои сантиметры определяющего значения иметь не будут, а с таким прыжком откроется хорошее будущее: через год будешь в сборной Союза.
Вот я и соблазнился. Пришел на тренировку — на столичный стадион "Энергия". А ручной мяч "11 на 11" — это вам не баскетбол, где бросаешь расслабленной рукой. У меня сразу и плечо полетело, и локоть выскочил вслед за ним. Так что первое знакомство вышло комом.
К тому времени я поступил в Московский электротехнический институт связи, где неплохо развивался гандбол "7 на 7". Поначалу и там мяч до ворот долетал не каждый раз, но игра мне начала нравиться.
Лучше всех в столице играли команды двух вузов — МАИ и МИФИ. Я играл за вторую. Со временем мы стали членами общества "Труд", маевцы же выступали под прежним названием.
— Спортсмены в ту пору были студентами настоящими. Многие потом даже достигли ученых степеней. Например, ваш партнер по "Труду" Георгий Лебедев стал доктором наук.
— Кандидатскую диссертацию он писал при нас, на сборах, играх.
— Удавалось конкурировать с МАИ?
— Наш "Труд" был командой невысокой. Только у Олега Мазура — 196, а остальные — моего роста. У МАИ, наоборот, все за 180. Мы тогда между собой называли себя игрушками мягкими, а маевцев — деревянными.
В хорошую погоду обыграть МАИ было трудно. Его игроки были мощнее. А вот в дождь вязли на мокром поле, и у нас появлялся шанс. В 61-м отправились в Куйбышев на финальный тур чемпионата СССР по ручному мячу 11 на 11 (как потом выяснилось, последнего). А Юрка (в команде Лебедева называли так) сказал: все равно нам там ничего не светит, поэтому я лучше кандидатскую останусь писать.
Поехали без него. Играли удачно, и в финале вышли на МАИ. Утром просыпаемся и проклинаем все на свете: погода безупречная, солнышко, тепло. Маевцы улыбаются и потирают руки: ваша песенка спета.
Но после обеда пейзаж кардинально меняется: набегают тучи, и заряжает дождь. У нас плечи распрямляются — наша погода! И точно — завоевываем золото!
— По амплуа вы были левым крайним.
— Тогда у угловых была совсем другая игра. Они, атакуя, выпрыгивали не с толчковой ногой — чтобы по инерции не улететь за ворота.
— Так неудобно же.
— Такой был тогда гандбол. Но в сборную мира в 68-м меня не поэтому взяли. Не такой уж я был яркий крайний. Скорее, понравились моя игра в защите и входы в линию, откуда часто удачно атаковал.
Если посмотреть старые фото, там я постоянно сковываю двух-трех защитников. А все благодаря баскетболу. Это там научился высоко взлетать и атаковать нестандартно.
Как левый край всегда комбинировал с полусредним — в клубе с Лебедевым, в сборной с Юрой Климовым.
— Климова за примерное поведение в быту называли образцом советского спортсмена.
— В этом плане оба Юры были похожи. Не пили и не курили. Серьезно учились. Но тогда это было нормальным и даже банальным явлением. Половина игроков нашего МИФИ получили серьезные научные степени.
— Однако говорят, что ваш тренер уже в московском "Кунцево" Борис Акбашев строгими правилами поведения в быту частенько пренебрегал.
— В гандболе "11 на 11" нападающими играли и бывшие баскетболисты, и волейболисты, а в защите стояли в основном футболисты. Так вот, Боря Акбашев был одним из них. Кстати, играл хорошо, очень цепко. И вообще был классным парнем, его все любили.
Когда большой ручной мяч закрыли, Акбашев как тренер переключился на гандбол "7 на 7", хотя сам в него никогда не играл. И постепенно, как человек толковый и умеющий впитывать все новое и интересное, стал очень хорошим наставником. Будучи не очень рослой командой, "Кунцево" часто выигрывало исключительно за счет правильной тактики. У нас был тренерский совет, и Борис не стеснялся слушать мнения игроков, принимал их к сведению.
Но, как и у многих спортсменов тех времен, была у него слабость — искренняя любовь к алкоголю. В силу крепкого здоровья Акбашев мог пребывать навеселе перманентно, но когда завязывал, то все было нормально.
Был период, когда мы с ним далеко разошлись. Это когда я ушел в ЦСКА, сделал там хорошую команду и вроде как ослабил "Кунцево". По сути, не ругались, но дружеские чувства сошли на нет.
А потом, лет через десять, когда Борис уехал в Исландию, а я на Мадагаскар, мы встретились и снова начали хорошо общаться. Чего дуться? Это же жизнь. Скажи нам кто раньше, где мы будем работать, ведь не поверили бы…
— Вы были создателем ЦСКА?
— Расскажу. В 1970 году мы неудачно сыграли на чемпионате мира. И тренер Анатолий Евтушенко вывел из сборной весь основной состав. Надо было как-то устраиваться. И там удачно подвернулся чемпионат Европы среди железнодорожников, хотя гандбольной команды "Локомотив" в стране не было.
— Не проблема. Можно и создать, если очень надо.
— Так и решили. Там можно было участвовать даже тем, у кого родственники имели отношение к железной дороге. А моя мама работала в железнодорожной больнице.
Чемпионат проходил в ФРГ, в Миндене. Когда начали оформляться, выяснилось, что ни руководителю делегации, ни тренеру немцы виз не дают. Что делать? Вызвали меня — как самого опытного игрока. Вдобавок хорошо говорившего по-немецки. Поставили задачу: будешь и руководителем, и тренером.
И мы неплохо выступили, взяли третье место. На банкете закрытия. подошли немцы: хорошо бы нам тебя, Юра, в Минден — играющим тренером. Я сразу сильно запаниковал.
— Почему?
— Перед этим советские хоккеисты ездили в Канаду, и на аналогичном банкете Толе Фирсову предложили остаться там играющим тренером. Он-то это мимо ушей пропустил. А кто надо о разговоре доложил, и самого Фирсова в Союзе "засушили", долго потом никуда не выпускали.
Вот и я подумал: ну все, сейчас и меня закроют, что бы сейчас ни ответил. Что-то пролепетал немцам о невозможности такого варианта. А они держались очень уверенно: наш канцлер Вилли Брандт имеет очень хорошие отношения с Брежневым, он все урегулирует.
Ну ладно. Я уехал и забыл. А потом в Москву приходит письмо из Германии, и меня действительно начинают оформлять!
— По тем временам прорыв в иную реальность.
— Сняли со ставки сборной и предупредили, что отправляют не на два сезона, как немцы хотят, а на один. И без жены. Мол, посмотрим, как дело пойдет.
Собрал чемоданы. Проходит неделя, другая, третья. Но ничего не происходит. Иду к Валентину Сычу, который курировал тогда спортивные игры в союзном спорткомитете.
У нас всегда были хорошие отношения. Но захожу — вид у него хмурый. Думаю, плохи мои дела. Он спрашивает: вот ты в ФРГ собрался, а тренером-то себя чувствуешь? Ну да, говорю, вроде соображаю, честь страны не посрамлю.
Он продолжает: а ты знаешь, что в Министерстве обороны решили делать серьезную армейскую гандбольную команду? Так я и понял, что моя зарубежная командировка откладывается. Говорю: мне это интересно, если будет оказана необходимая помощь. Он сразу: тогда звоню и говорю, что вопрос с тренером мы решили.
Здесь надо уточнить, что в свои 32 года я никогда не был в армии. Хорошо хоть, что военная кафедра в вузе дала мне погоны младшего лейтенанта.
Сыч одновременно сделал меня тренером второй сборной страны — по сути, молодежной. Сказал: собирай туда молодых, а мы потом их призовем.
Сезон 1971 года ЦСКА закончил на шестом месте, в следующем стал пятым.
К тому времени я дорос до старшего лейтенанта, но это все равно было как-то не представительно для главного армейского клуба страны. Mне сказали: ищи себе начальника команды. Было несколько кандидатур. Остановился на Юрии Предехе — знал его еще со времен сборной страны. Тогда он был майором. По сути, до мозга костей армейский человек. Но главное — дока в гандболе. У нас с ним были одинаковые представления об игре. Только я начинал что-то говорить, он мысль подхватывал.
В 1973 году мы впервые стали чемпионами.
— Следует сказать, что собирать команду по тогдашним армейским правилам хотели бы многие клубы высшей лиги.
— Конечно, призыв был нашим преимуществом. Но, с другой стороны, те же олимпийские чемпионы Юрий Кидяев и Евгений Чернышев были, по сути, открыты для большого гандбола именно в ЦСКА.
Про Женю мне как-то сказали так: за Группу советских войск в Германии играет парень ростом два метра, по военной специальности — водитель. Вызвал на сбор. Он вообще не знал, что такое гандбол. Смотрю — здоровый малый, соперник в него ударяется, словно в стену. И действительно, от Чернышева потом натерпелись все сильнейшие игроки мира. А с него как с гуся вода. Хотя однажды, кажется, нос сломали.
Юра Кидяев пришел к нам из московского Дворца пионеров. Он мой клон, считаю. Тоже без особенной школы.
А все остальные приезжали уже более или менее подготовленными игроками. Как правило, молодыми. Потом они попадали в сборную. В золотой монреальской команде 1976 года были семь игроков из ЦСКА.
— А вот Александр Лоссовик туда не попал, хотя был отличным разыгрывающим.
— Я уже говорил, что гандболисты МАИ — это деревянные игрушки. Евтушенко и сам был жестким игроком. Поиграл он немного, но грубо, не очень спортивно. Потом всегда был приверженцем рослых спортсменов. До сих пор такой. Тренирует сейчас в Австрии юных теннисистов и в первую очередь обращает внимание на рост. Если парень высокий, то отлично.
Так вот, Лоссовик был хорош для ЦСКА, но не для Евтушенко. Саша — игрок самобытный, таких было мало. По стилю похож на своего учителя Спартака Мироновича. Тот тоже вроде застывал на месте и ничего не делал, вот только защитник почему-то дергался из стороны в сторону.
— Юрий Климов рассказывал, что ЦСКА был чемпионом страны по выпивке и картам.
— Карты были в ту пору серьезной болезнью всех команд, не только ЦСКА. Играли в "секу" — и, как правило, на турах чемпионата Союза. Игроки собирались из разных команд. Почему наших было больше? Просто были богаче остальных. Им ведь еще и за погоны платили.
Что мы только ни делали! И с другими тренерами о мерах воздействия договаривались. Но побороть эту напасть никак не удавалось.
— Правда, что лучшим гандбольным картежником был Валерий Мельник?
— Валеру я забрал из Киева — очень азартный гандболист. Если будут стоять в защите трое, не испугается и полетит прямо на них — это его стихия. В его время, кстати, карточной болезни у нас еще не было.
Мельник поиграл у нас недолго, и я отправил его в Венгрию — там, в Южной группе войск, тоже была армейская команда. Делать ребятам целыми днями было нечего. И, кроме тренировок, напрашивались только два вида досуга: выпивка и карты. А так как Валера был непьющим и некурящим, то он всех обыгрывал.
Потом вернулся ко мне в ЦСКА вторым тренером. И, много зная об этой пагубной страсти из личного опыта, помогал искоренять ее в команде.
Продолжение воспоминаний Юрия Соломко читайте на сетевых площадках БЦ совсем скоро.
