Если вы считаете, что видели в гандболе все, то вы просто не знаете историю жизни экс-линейного Владимира Иванова, а ныне настоятеля храма отца Владимира.
Перспективный линейный Владимир Иванов перебрался в Москву из Киргизии в конце семидесятых. Там он застал краешек золотой эпохи "Кунцево" — помог команде завоевать бронзу чемпионата СССР в 1978-м. Потом еще поиграл за МАИ, да и завершил карьеру. Тогдашняя гандбольная общественность помнит Владимира по внушительному росту, что особенно ценилось в условиях действовавших в то время лимитов. Впрочем, это далеко не главное, чем он примечателен. Спустя какое-то время экс-гандболист круто развернул свою жизнь и вот уже 18 лет служит священником в церкви в поселке Кожино под Москвой.
— В "Кунцево" вас вместе с еще двумя игроками забрали из Киргизии. Как в этой советской республике оказалась ваша семья?
— В "Кунцево" я сначала приехал один. Это было в 1977-м. Меня присмотрели на союзных в молодежных играх в Каунасе. Тогда действовало правило, что нужно было обязательно иметь в составе двухметрового игрока. И таких людей выискивали. Меня пригласили Борис Залманыч Акбашев и Георгий Иваныч Ларин. А через год я доложил тренерам, что есть еще два хороших парня.
А как мы оказались в Киргизии — это долгая история. Моя семья жила на Азове. В 1918-м ее сослали в Сибирь, в Омскую область. А уже оттуда в 1922-м дед с папой и дядями переехали во Фрунзе (нынешний Бишкек — прим. БЦ). Там и обосновались. Когда я отправился в Москву, вся семья тоже переехала следом.
— До двух метров вы ведь немного недотягивали?
— Нет-нет. Вы про то, что мне якобы по голове стучали, чтобы добрать необходимые сантиметры? Да ну, это все ерунда. Два метра было. Но байки пошли. Один игрок должен был быть два метра, другой — метр девяносто пять. У нас высокими были еще Вова Белов, царство ему небесное, и Боря Чикун, тоже на днях похоронили. Конечно, в первый сезон в "Кунцево" втягивался, было тяжеловато. Но потом, слава Богу, все стало хорошо.
— Известно, что вы играли в линзах. И однажды даже потеряли их на площадке.
— Был тур чемпионата Союза — то ли в Риге, то ли во Львове. Раз — и линза выпала. Сейчас такого в спорте нет. А тогда у игроков возникли интерес, сострадание, что ли. Человек плохо видит. Остановились и минуты две все вместе искали. Нашли. Вернул — и дальше игра пошла. Такое было. Раньше ведь линзы стоили очень дорого. Закупали их где-то в Германии, отношение было другим.
— На финише карьеры вы успели немного поиграть за МАИ. История перехода туда была интересной.
— В состав "Кунцево" вписывался не всегда, там были хорошие линейные. А в МАИ возникли проблемы. С десяток игроков команды поймали на таможне, им во главе с тренером запретили выступать. Нехорошие моменты.
Или другой случай. Володю Белова, капитана сборной Союза, заслуженного мастера спорта и чемпиона мира, из-за 800 долларов однажды лишили всего, отобрали государственные награды. Но разве об этом интересно читать? У нас получается интервью не о человеке, а о скандалах. Интерес идет не в глубину — он горизонтальный.
По командам мастеров тогда пошел призыв: кто может дать игроков? МАИ в то время был самым титулованным клубом. Тренеры вызвали меня: хочешь поиграть там в полную? Я сразу согласился, был в основе и, слава Богу, отыграл три сезона. Для меня эта была такая отдушина. В "Кунцево" редко выходил, команда была сильной, укомплектованной.
В МАИ у нас был замечательный тренер — олимпийский чемпион Юрий Климов. Похожим образом собирали команду в Ташкенте, когда разбился футбольный "Пахтакор". Отношения были братскими. Но с МАИ в "призы" уже не попадали, финишировали рядом с пьедесталом.
— Сколько вам было, когда завершили карьеру?
— Двадцать восемь. К тому времени имел три серьезных сотрясения, переломы... А может, еще и был максималистом: думал, раз в сборную уже не попадаю... А может, просто захотелось больше свободы. В общем, что-то повернулось.
Все получилось само собой. Мы поехали на сборы в Адлер, собралось руководство команды, института... В команду вернулись ребята, отбывшие дисквалификацию. Хотел поиграть, может, еще годик. Но в итоге закончил, освободил место.
— Массажистом на туристические корабли пошли работать сразу по окончании карьеры?
— Нет-нет. Потом у меня появилась возможность наконец-то закончить физкультурный институт. Параллельно учился в медицинском училище и подрабатывал в больнице массажистом. Тяга к медицине росла с детства. Если бы не стал заниматься спортом, поступил бы в медицинский во Фрунзе. Хотел стать хирургом, но не получилось. Стал массажистом, а одно время трудился на двух работах.
— На каких именно?
— Даже на трех. Вставал часов в пять утра и где-то до семи убирал двор, был дворником. В полдевятого меня уже ждали первые пациенты в 72-й московской больнице. Часов до одиннадцати находился там, имел полставки. Потом ехал в ресторан, где работал грузчиком. Слава Богу, там выходил через день. Заочно учился в физкультурном. А когда не было смен в ресторане, вечером ходил в медицинское училище. Вот такой довольно плотный график. Но в спорте-то было тяжелее. Тем более молодой, 28-30 лет. Нормально жил. Спал по четыре-пять часов — и мне вполне хватало.
— Это было вызвано необходимостью кормить семью?
— Конечно. А как же? В то время зарплаты были маленькими. Рублей 60 платили как дворнику, рублей 50 зарабатывал в больнице, 100 — в ресторане. В месяц получалось двести с небольшим. Уже был сын. Жена училась. Надо было тащить. Никакого стыда не испытывал. Совсем другое время.
Сейчас спортсмены получают сумасшедшие деньги. Гандболисты — вряд ли. А футболисты, баскетболисты — да. Я ведь до гандбола в баскетбол играл. Если такие деньги в кармане есть, человек, конечно, будет работать до конца. Во-первых, он привыкает к этим деньгам. Во-вторых, внутреннее самолюбие, тщеславие играют роль. Я тоже вряд ли ушел бы, упирался.
Первые гандболисты уехали за рубеж, кажется, в конце восьмидесятых. Если бы играл в то время, тоже, скорее всего, отправился бы куда-нибудь. Гандбол в СССР тогда был очень серьезным. Наших игроков в Европе расхватывали только так. Но Господь устроил, что мне не надо было никуда уезжать. Для меня уже была приготовлена совсем другая жизнь.
— Так как вы попали на теплоход массажистом?
— Когда работал грузчиком в ресторане, познакомился с ребятами, которые держали на этом корабле бар и сувенирную лавку. Они поговорили с хозяином. Это был одесский еврей, его семья уехала в США во вторую волну эмиграции. Отличный мужичок. Давай, мол, попробуем. Подсунул мне какую-то бабушку, та убежала от меня исцелившейся, даже костыли забыла.
Тогда в стране как раз начались вакханалия, революции. Отработал сезонов пять. Зимой-то все равно приходилось возвращаться в поликлинику. Ходил на судах по направлениям Москва — Питер, Москва — Казань, Москва — Волгоград. По Волге, по северным рекам. Тогда нужно было просто выживать.
Был занят по шесть-десять часов в день. Работа массажиста тяжелая, серьезная. Как в шахте, наверное. Не вылезали оттуда.
— В приключения попадали?
— Однажды чуть в США не уехал. Познакомился с одним американцем. Многие мои друзья ведь отправились в разные страны. И у меня тоже одно время было такое желание — пожить, посмотреть. Тот американец был одним из учредителей "далласких ковбоев", команды по американскому футболу. Уже обо всем договорился. Но я не смог. Родину люблю. Мои друзья за границей вроде хорошо устроились. Но эта тоска в глазах... Так понял, что насовсем уезжать из России нельзя. Не пустил меня Господь, и все. Хотя пару-тройку лет настраивал человека, что поеду. Но получилось вот так.
— Так, как той бабушке, которая ушла от вас без костылей, людям часто помогали?
— Бывало. Как Господь давал. Что я? Я-то никто и ничто. Знаете, у нас есть притча. Речь о празднике Вход Господень в Иерусалим. Когда Господь въезжал в Иерусалим, его встречали люди, кричали: о, царь наш приехал! Узнали, что он освободит их от римского ига. А он давал другое — спасение души. В семинарии у нас даже был вопрос по этой притче: почему ослик улыбается? Согласно истории, ослик вернулся в стойло и говорит: мама, меня так все прославляли, сыпали лепестки, чтобы мягче было идти. Радовались, что я такой хороший. Она говорит: ты глупый, сыночек. Это радовались тому, кто на тебе ехал.
Так и здесь. Если человек делает что-то хорошее, то — ради Господа и ради того, чтобы привести к чему-то, облегчить другому жизнь. А если думает, что это он такой хороший, значит, еще немножко не созрел духовно.
Если кто-то кого-то спасает, например, не дает утонуть, или вытаскивает из пожара, или ловит детей, выпавших из окошка, это относят на свой счет. Да — человек пошел, решился. Но это Господь попустил ему смелость и все остальное. Людей нужно было спасти. То же самое доктор. Это его работа.
— Что послужило толчком к тому, что вы кардинально изменили жизнь и стали священником?
— Что послужило? То, что у каждого человека в жизни есть такие моменты, когда он осознает: все, что происходило с ним, — это суета, не главное. Было хорошее, о чем мы говорили. Было падение. Если человек не понимает, что им руководит в жизни, тогда он плывет по течению. К какому берегу его прибьет, сожрет ли его акула...
До сорока с лишним, считаю, я жил в ошибках, в падении. Думал, что делал какие-то хорошие дела, как тот ослик, которому улыбались. Но потом понял, что полноценной жизнь не была. Был просто набор каких-то моментов. Исток, не зависевший от меня, дали мама и папа. А итог уже зависел от меня.
Мы же общались раньше с ребятами-спортсменами. В чем состояла жизнь? Отработал. Пятница — преферанс, суббота — футбол, воскресенье — баня. И снова понедельник. Или — сигареты, пиво, сквернословие, сальные шутки. Пришел момент, когда уяснил, что не я живу, а кто-то живет мной, непонятно, что я, где я, что мне интересно.
Оказывается, все в этой жизни имеет свой предел. Кроме личности и души. Просто стало неинтересно жить. Вот просыпается человек. Вчера еще какие-то краски были в жизни. А утром — неинтересно, дождь ли на улице, солнце ли, выходной или рабочий день. Все это уже видел. Помните такой фильм "День сурка"? Примерно вот так. Жизнь проходит, как один день.
Тогда, наверное, Господь увидел, что я созрел. И привел меня к старцу — отцу Николаю. Старцы — это люди, которые максимально бесстрастны в этой жизни и которым Господь открывают судьбу людей, что к ним приходят. Вот так я попал в Псковскую область. Это было 7 мая 1997 года. Я и до этого приезжал к нему. Но никак не мог задать центральный вопрос о том, что меня волнует. Не мог сосредоточиться.
Потом обратился: батюшка, мне неинтересно ничего, хочу понять, чем мне заниматься. Он: нужно стать священником. Это то же самое, как вам сейчас сказать: Сережа, вам надо быть священником. Какой была бы реакция? Вы ответили бы: вы что, батюшка, какой священник? Я и в храм-то не хожу.
А он сказал: это единственный вариант, как вы можете выжить. Я спросил: а как это сделать? Я вообще ничего не знаю. — С Богом все возможно. — А если не буду? — Тогда умрете. — Когда? — Через два месяца.
Опять появился жизненный интерес. И мои последние вопросы — они уже были просто не нужны. Батюшка сказал: бросайте пить водку, курить табак и служите Богу — Господь все устроит.
Конечно, совсем мало кто из друзей меня понял. Когда сказал ребятам, увидел совершенно недоуменные лица. Мол, был нормальный человек: преферанс, футбол, баня. Бац — и все. Наверное, шизофрения, паранойя. Сошел с ума человек — и ладно. Какая досада.
Спустя четыре года, 24 июля 2001-го, меня уже рукоположили в священники. Служу и совершенно счастлив, что это делаю. У нас при храме уже одиннадцать лет существует приют для людей. Эта жизнь для меня единственная. Многие ребята, которые тогда отвернулись, стали смотреть совсем по-другому. Кто-то помогал. Милованов Андрюха, Володя Белов, Олег Савченко, Артем Зуев пытались поддержать храм.
В общем, все замечательно. Счастлив, Господь со мной. Жаль, только успеваем отпевать бывших гандболистов. Постоянно звонят Коля Чигарев, Миша Луценко. Но в храм, увы, мои ребята пока не приходят.
Стороннее же общение с бывшими партнерами есть. Поздравляем с праздниками. Я иногда рассылаю сообщения духовного плана.
— Те четыре года, пока не стали священником, жили в церкви?
— Сейчас там живу. Потому что довольно далеко. 83 километра от дома. Там осталась матушка. Мне тяжело передвигаться. И к тому же в церкви приют. А он требует моего присутствия — в нем тридцать человек. А тогда — нет, жил дома. Для служения нужны ведь широкие познания во всех аспектах. Приходилось учиться с нуля. То время было очень насыщенным. Нужно было погрузиться. Очень много времени проводил в церкви. Но жена, слава Богу, все это приняла нормально, не мешала, по мере возможностей помогала. Было интересно. Проходил послушание в одном храме, другом.
Одно время, кстати, хотел встретиться с гандбольными командами. Вот женская сборная, которая выиграла Олимпиаду. Или звенигородская "Звезда", которая недалеко. Коля Кавешников, с которым играл, там начальник команды.
Но не доехал. Понял, что это особо никому не интересно. А я считаю, что это очень интересно. Потому что спорт короток и насыщен. Физические, эмоциональные нагрузки, отрыв от семьи... А потом наступает опустошение.
Хотел подъехать к Максу в "Чеховские Медведи". Но он это вообще не принимает. Понял, что никому не надо. Ваську Филиппова, который был в "Спартаке", знаю с детства. Очень хороший парень. Думал, к нему. Но вижу: раз — он уже не тренер.
Понимаю, что, наверное, сейчас это для меня неосуществимо. И пока оставил идею. Хотел объяснить, что спорт — это только подготовка к основной части жизни. И в нем важно не опустошить душу.
Сколько было примеров. Взять Володю Кравцова. Уникальный игрок. Раз — повесился. Или пить начинают. Или болезни. Сам понимаю: мои болезни больше от былых нагрузок.
Хотелось, чтобы люди осознали, чтобы кто-то, может, к Богу потянулся. Пока не получается. Сборные порой встречаются с кем-то из патриархии перед турнирами, проходят молебны. Но это на шапочном уровне. Опять же: по горизонтали, а не по вертикали.
Если болезнь или скорбь приходят к человеку неподготовленному, молодому, для него это стресс величайший. Здоровье, сила, а потом раз — и заболевание. Совершенно уверен, что каждому человеку нужна духовная поддержка.
— Как проходят дни священнослужителя? Какой у вас примерный распорядок дня?
— Священник — такой человек, который себе по жизни уже практически не принадлежит. Когда рукополагаешься, ты подписываешь присягу, что для тебя самое главное — служение Богу. А через это — уже семья и все остальное.
Сейчас у меня болезнь. Проблемы со спиной. Немножко сердце, печень... Если есть возможность, я всегда в храме, принимаю людей, провожу службы. А так отдыхаю, восстанавливаю силы. Много времени провожу на улице, в беседке за храмом. Общаюсь с людьми.
У нас в приюте тридцать человек: алкоголики, наркоманы... За ними нужен глаз. Кто захочет держать их у себя при храме? Уходить мне нельзя. Надо держаться до конца. Этот крест нужно нести. В этом и жизнь. Для себя, для своих удовольствий достаточно пожил. А если Господь даст, встречусь с Богом.
— Живете вы в келье?
— Пока да. В колокольне келья два на три метра. Меня устраивает. Мне достаточно. Все замечательно. Ребята живут в небольшом доме. Сейчас рядышком еще один строим. Народу много, селить некуда.
Вот лето закончится, надо заготавливать уголь, дрова. Это ужасно дорого. Уже головная боль начинается. Только кончилась зима, а я о следующей думаю: где брать деньги, где брать остальное? Пока Господь доставляет. Вроде как выживаю.
— Сильно изменилось ваше отношение к гандболу и спорту вообще после того, как стали священником?
— Это очень интересный вопрос. Что человек преследует, когда идет в профессиональный спорт? Хочет быть лучше кого-то. Как там этот девиз? Быстрее, выше, сильнее. А православие учит, что человек только тогда начинает расти духовно, когда признает себя самым последним, худшим, никчемным в этом мире. Видит свои грехи и с божьей помощью начинает их исправлять.
А если он хочет быть быстрее, выше, сильнее, он не стремится увидеть свою плохую сторону. Ищет хорошее, чтобы быть лучше кого-то. Понимаете? И на это поставлено все. Бывает, спортсмены переступают через людей, через себя, через совесть, чтобы заработать результат.
Да, они много тренируются, чтобы быстрее пробежать, больше поднять. Но все равно: стремиться быть лучше кого-то — это бесовская суть. Это одна сторона.
А другая: спорт — часть моей жизни. И довольно большая: провел там восемнадцать лет. Не могу говорить, что это плохо. Да, жил неправильно, потому что Бога не знал. Но, значит, это надо было пройти, чтобы понять, насколько я плох. Может, чего-то достиг. Но, оказывается, только терял жизненные силы.
Поэтому и хочу пообщаться с гандболистами, немножко их направить, чтобы подготовить для выхода из спорта, чтобы спорт не превращался в убийство организма и уничтожение души.
Тренеры тоже должны осознать, что спортсмены — не материал для добывания медалей, денег, славы, а люди, у которых еще вся жизнь впереди. И важно, с какой душой — подготовленной или порванной на портянки — те выйдут из спорта.
Цель у меня сейчас одна — спасти свою душу и спасти души тех, кого дал Господь. Это семья, паства, приют. Это те, кто уже пришли к Богу через меня, окаянного, и те, кто еще придут. Здоровье, благополучие, хлеб насущный — сколько даст Господь. Успеть бы, успеть бы...
Постараться побольше сделать, крест донести, людям помочь и самому не провалиться. А больше нет ничего в жизни и быть не может.
Фото: kozhino.ruzamsk.ru, specnaz.ru, mosregtoday.ru.
